Оттенки характеров. О женской дружбе и любви. Книга вторая. Анте Наудис
со мной грубо, потому что не можешь заполучить? Ничего не поделаешь, придется смириться с мыслью, что не все в этой жизни можно получить.
– Вот как? – спросила Дин напряженно и вдруг, оказавшись перед ней, резким рывком дернула ее, стащив со стула.
С невероятной силой она прижала Кристину к себе, под стук падающего стула сзади. Повалив на пол, она задрала ее халат и провела по ноге крепкой рукой.
Ответ на страстный поцелуй был без всякой надежды на то, чтобы вырваться из объятий. А когда ладонь поползла выше и тонкие пальцы проникли под резинку шелковых трусиков, бедра, будто загипнотизированные этим движениям, поддались на встречу.
– Для тебя, детка, у меня хорошая новость, – прорычала Дин, зубами расстегивая пуговицы на халате, почти вырывая их и выплевывая остатки ниток. – Румынский журнал хочет подписать с тобой контракт о том, чтобы ты взялась писать книгу о феминизме в России.
У Кристины расширились глаза от удивления, а грудь стала вздыматься и опускаться от прерывистого дыхания.
Теперь зубы вгрызались уже в нежные соски, оставляя следы слюны на розовых ореолах, а шаловливые пальцы внутри мокрых трусиков брали в плен непокорную плоть.
– Так что тебе уже не придеться работать у Пархоменко.
Кристина застонала, чувствуя, что теряет последние силы сопротивления, ведь это была однозначная победа Дин.
Плоть с жесткими пальцами внутри сжимала мышцы внизу живота, не смея выпустить из себя ни один из них.
– Теперь ты, наконец, стала писателем, поздравляю!
Ощущение похожее на ток, ударившее с силой в 220 вольт, разлилось волнами по всем зонам тела Кристины.
– Я влюблена в тебя, рыжик, – шептала Дин, когда к ним вернулось какое-то подобие равновесия.
Кристина перевела дыхание и сказала:
– Ты могла бы повторить это?
– Да, – руки Дин стали грубыми. – Ты стала писателем! И ты хочешь меня! И только меня! А я буду твоим переводчиком. И есть один способ, который может подтвердить это мне.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Кристина, отведя глаза в сторону.
Дин помолчала, перед тем как ответить, а когда заговорила, голос ее звучал странно:
– Сейчас мы пойдем в спальню, и я повторю это.
Кристина онемела.
– Кристина, – в голосе Дин зазвучала жалость, она тряхнула ее за плечи и увидела капли слез на ее лице. – Ты самая непокорная девушка, которую мне когда-либо пришлось добиваться, – сказала она угрюмо, – сопротивляйся мне, но только не плачь, это разжигает во мне еще больший костер.
– Умеешь ли ты любить, так же сильно как одержима желанием, – произнесла Кристина тихо, дрожащим голосом.
– А ты? Умеешь ли так сильно любить, как сопротивляться своему желанию?
– Ты жестокая.
– И ты жестокая, видя мои страдания, – сказала Дин с чувством. – Я ждала, что и в тебе проснутся те же чувства что и во мне и злилась, что ты холодна. Но я клянусь, что почувствовала тогда,