На краю всего. Джефф Джайлс
которое сорвала со стены. Он произнес одно лихорадочное слово («Я?»), а потом провалился в сон, словно камень, брошенный в колодец.
Зоя нашла лампу, но электричество отключили. Отопление тоже. И, наверное, воду и телефон. Ее это не смутило. В доме было намного теплее, чем в лесу: этот диван вполне мог бы сойти за шезлонг на пляже. И они дошли. Они ДОШЛИ! Теперь, когда она смогла уложить Джону, рукам стало так легко, что они чуть ли не всплывали вверх.
На полу лежал круглый вязаный половичок. Она подняла его, вытряхнула пыль и закуталась в него, словно в плащ. Он был колючий и жесткий, но ее это не смутило. В комнате стоял запах, которого тут не должно было быть – от сигарет, но она сказала себе, что и это ее не волнует. Зоя заметила засаленный спальник, валяющийся у камина, словно сброшенная змеиная шкурка. Его здесь быть не должно. А еще на полу стояло много пустых бутылок из-под спиртного, все разные – словно городской силуэт в миниатюре. Их тут тоже быть не должно. Но ей все равно, все равно, все равно.
Но вот собаки были встревожены: они принюхивались, рычали и совались во все углы.
Зоя на них шикнула.
– Тут только мы, цыплятки, – сказала она.
Эти странные слова она слышала от матери.
Мать!
Зоя полезла в карман за мобильником, но так далеко в лесу сигнала не было, так что позвонить не получалось. Оно и к лучшему. Ей бы пришлось отвечать на бесконечные вопросы, уточняющие вопросы и уточнения к уточняющим вопросам. Она слишком устала, чтобы все объяснить, а уж тем более объяснить все-все.
Зоя знала, что если маме не удастся вернуться домой, то она переночует на диване у своего приятеля Руфуса. Руфус был милый, стеснительный и такой худой, что напоминал палку, которая каким-то образом отрастила бороду и напялила футболку с логотипом группы Phish. Он был скульптором. Его коньком были вырезанные пилой медведи, вроде того, которого он поставил у дома Бисселов. В зависимости от времени года он изготавливал их из обрезков дерева или изо льда. («Резать по льду эпично, старик, – сказал он им. – Это верх крутизны».) Зоя считала, что Руфус тайно влюблен в маму. Она надеялась, что когда-нибудь он в этом признается. Мама старалась быть сильной ради детей, но Зоя видела, сколько в ней накопилось печали после смерти их отца. Эта боль всегда присутствовала, словно фоновая музыка.
Зое надо сообщить маме, что у них все в порядке. Она застонала при мысли о том, что ей еще придется тратить на что-то силы: она и так готова была крепко заснуть прямо сидя, завернувшись в половик, похожий на громадную лепешку. Но прежде чем закрыть глаза, Зоя заставила себя сделать последние две вещи. Она проверила, как Джона. Он лежал рядом и тихо похрапывал, словно игрушечная машинка. Щеки у него горели, но, судя по всему, он был в основном в норме.
А потом она послала маме сообщение из одного слова. Она понимала, что эсэмэс не пройдет, что придется жать «повторить отправку», но все равно это сделала.
Она передала: «Целы».
В 7.30 Зоя уснула достаточно крепко, чтобы ее посетил кошмар. Она попала