Эрон. Анатолий Королев
циничную тварь, любимца Фортуны. Неужели его жизнь не удалась? В юности от этих криков души содрогается мироздание.
Лилит втирала в грудь белоснежные нашлепки немецкого крема «Ponds»: избиение младенцев объявлено. За окном стояла холодная осень 1973 года. 11 сентября произошел военный переворот в Чили, во время штурма дворца La Moneda президент Альенде стрелял по мятежникам из советского автомата системы Калашникова, надев на голову пехотную каску. Он был неумолимо расстрелян в своем кабинете. Москва переживала штурм чилийского дворца как штурм Зимнего.
Развязка наступила зимой, в католический сочельник 24 декабря. Но прежде, распаленный ревностью, завистью и злостью, Илья позволил себе несколько дерзких выходок по отношению к Филиппу. Первый раз отшвырнул от себя карты – они играли в баккара – и, глядя в глаза сопернику, сказал, что тот смухлевал. Билунов тоже вспыхнул, бросил карты на пол – проверяй! Но Пруссакову все-таки не удалось выдержать характер, и он извинился. По случайности Лилит в этот момент вышла из гостиной в прихожую позвонить домой в Ростов: матери нездоровилось, и надо было особенно свято блюсти все формальности. Илья бы не стал при ней брать вызов обратно. Второй раз ссора вспыхнула из-за расчета с барменом в кабаке: Билунов заметил, что Илья не стал платить свою долю. Пруссаков пошел страшными пятнами, но тут уже Филипп, хладнокровно взвесив обстоятельства, сделал примирительный жест – сказал, что должен Илье, и заплатил сам, а Лилит вновь опоздала подлить смерти в огонь, потому что отступление Билунова стало полной внезапностью. Чего она добивалась? Душа была слепа прочесть слово «смерть».
Никому из компании не приснилась маленькая ладошка, испачканная алой ржавчиной.
И вот грянул роковой вечер в Сугробе, в кафе «Север» на Горького. Еще одно модное местечко забытого времени, только не на первом этаже, где сидят и жрут айс-крим лохи, а на втором, где были только свои и пили фирменный кофе с фирменным коньячком за сумасшедшие деньги… к их заветному столику неожиданно подошла Верка Волкова, которую многие не видели с лета. Она сильно переменилась, отрастила длинные волосы, сменила свой хипповый полуголый стилек на строгую униформу в стиле Коко Шанель из двадцатых годов: мужской костюм-тройка, строгий галстук с белой рубашкой и черные полуботинки. В такой упаковке она выглядела лет на тридцать и всем показалась нелепой. Вера еще не успела присесть, как Филипп, наклонившись, что-то сказал на ухо Пруссакову. Тот пошел ржавыми пятнами и, вскочив чертиком на пружинке, косо вышвырнул в лицо Билунову содержимое металлической вазочки с мороженым.
– Фуфло! – Пруссакова трясло. – Фуфло и блядун! Бешенство, скомканное рукою Лилит.
Ошметки мороженого налипли на черный свитер, а один шлепок попал в лицо. Билунов закрыл глаза и сидел так несколько долгих секунд, не поднимая век.
Верка изумилась происшедшему меньше всех, ей ли не понимать суть вспышки, и, стряхнув пепел в проклятую вазочку из-под мороженого,