Брат. Галина Трашина
: если она произвела что-то на свет, значит, ей зачем-то это нужно…
БРАТ
Пассажирский состав мчался по стальным лентам под монотонное выстукивание, будто под унылое пение колес.
– Тук-тук… – наполняла ночную мглу музыка металла.
– Где он? Где он? – шептал в такт парень при тусклом свете боковой лампочки вагона, под сопение и похрапывание попутчиков.
«Куда приведёт дорога, откроется ли правда?» – размышлял юноша, переворачиваясь на бок, морщась от боли в спине. «Интересно, какой он – мой брат? Повторю, чтобы не забыть: так… в детдом я поступил в пять месяцев и сразу усыновили, дав имя Фёдор и нынешнюю фамилию. Отказная мать – Трофимова Э.А. И родились мы в Курске. Значит, брат, вполне возможно, зарегистрирован под этой же фамилией. Хорошо, если так… всё зацепка. Мамашка приёмная о любви трундила. На поверку тупо боялась, что куска хлеба на старость никто не подаст. Хотя, должное стоит отдать: не буцкала, даже в защиту лезла. Всё равно ненавижу! Добренькой казаться хотела… Муженёк её вовремя сдох, то бы достал своим наставлением… Интересно, где родной-то производитель? Найду брата, предками займусь, уж пару ласковых выдам! Ух! Муторно… и спина как сдурела, и что ей надо… Морду бы кому намылить, авось полегчает», – душили парня унылые думы.
Он вытянул шею, потёр её, потом стукнул кулаком по грудине, желая освободиться от давящих ощущений. Состав дёрнулся. Завизжали тормоза. Приглушённая лампочка загорелась ярче. За окном замелькали огни спящего селения. Через приоткрытую раму ветер занёс запах степной травы, пропитанной вечерней росой. Пахнуло свежей прохладой. Фёдор поднялся, сильнее открыл окно и лёг головой к нему. Прислушиваясь, к шалости ветра с его волосами… задремал.
– Божечка! Народу-то! – пронеслось над ухом.
Федя открыл глаза и услышал бас соседа напротив.
– Мамаша, тише можно? – буркнул мужик.
– Покойно у личном транспорте! – огрызнулась пожилая женщина, устало присаживаясь на боковое сиденье.
Федя развернулся и свесил голову. Он увидел спящего под его полкой парня, затем перевел взгляд на пришедшую женщину и на людей в проходе, высматривающих свободные места.
«Здорово, вроде не спал, а новенького промахал», – удивление сбилось видом хорошенькой девушки, проходящей мимо. Взгляд Фёдора проследовал за ней, но так и не заставил её обернуться. Парень пригладил волосы, сдерживая разочарование, желающее вырваться через глубокий вздох.
Посадочная суета стихла. Пронеслась полусонная проводница с синей тряпочной сумкой для билетов. Федя подумал, не прогуляться ли до туалета…
Тут раздался приглушённый треск мобильного телефона. Спавший на нижней полке парень встрепенулся, сонливым взглядом отыскал висевший на крючке серый пиджак, вытащил из внутреннего кармана чёрную коробочку, открыв ловким движением крышку, крикнул:
– Трофимов слушает! Алё-ё…
«Трофимов, Трофимов, Трофимов…» – застучало в висках Фёдора.
«Что это я… Мало ли на свете схожей ксивой… Староват в братья на добрый пятак, и морда кирпича просит. Крутой… с мобилой. Козёл! Врезать бы меж рог», – мысленно выругавшись Фёдор.
– Понял я. Говорите, дня три как архив вскрыли? Куда сторож делся?…Спал… Дедок значит! Справедливо, откуда у детдома деньги. Спасибо, что сообщили… Это как случай сведёт!… Благодарю, удача кстати, – парень, сложив трубку, сунул на прежнее место и уткнулся в подушку.
Фёдором завладело чувство беспокойства. Он спрыгнул вниз. Сдёрнул с крючка полотенце. Глянул в окно и подумал, что для бодрствования, пожалуй, рановато. Прежние пассажиры мирно посапывали. Новенькие, распихав багаж, собирались тоже приткнуть голову. Федя посмотрел на часы. «Конечно же, только таким козлам звонят спозаранку!» – вспомнил он соседа с нижней полки. Пошатываясь, вышел в тамбур покурить.
…По возвращению взглянул на расписание, приколотое к стене кнопками, прикинул, что до ближайшей станции пару часов. Но, как только заснул вновь, навалился надоевший кошмар с белой комнатой, зеркальными лампами под потолком, людьми в белых халатах и марлевых масках. Сосредоточенность незнакомых взглядов проникала в сердце злом. Он был готов вцепиться в любого их них. Останавливала боль в спине. Она гнула к белой простыне. Как всегда разбудил собственный стон. Федя открыл глаза, и стёр со лба крупные капли пота.
– Сынку, тебе хворо? – осведомилась женщина снизу. – Стонал-то шибко…
Федя промолчал, нахмурив чёрные брови. «Лезут всякие…» – подумал он и отвернулся к стене.
Женщина переключилась на рассматривание красочной игры света на горизонте.
Вагон ожил к часам девяти: ароматом