Белый конверт для Люцеры. Дмитрий Чарков
в моей жизни. Спасибо, что ты был папой моего папы, что я мог прижаться к тебе иногда и попросить десять копеек на мороженое, и ты никогда мне не отказывал. Как хорошо, что ты не варил самогонку и не курил папирос: мне теперь намного проще понимать, что не это делает нас мужиками. Спасибо, что ты брал меня с собой на рыбалку и подарил мне кеды – правда, я из них быстро вырос в то лето, и они изрядно потрепались на футбольном поле, но в них я забил столько голов, что ты по праву гордился своим внуком и говорил всем соседям и знакомым, что это мне вручили все те грамоты и дипломы. Теперь ты вместе с бабушкой – передавай ей привет от нас от всех, пожалуйста, мы по ней так скучали все эти месяцы – ну, ты и сам знаешь; да и она, наверно, тоже, но всё-таки… с другой стороны, ты же так хотел всё это время снова оказаться вместе с ней, вновь увидеть её мягкую и добрую улыбку, ощутить прикосновение заботливых рук… ты ведь не находил себе места без неё, дед, я знаю, я всё это видел. Она тебя наверняка уже Там встретила. Прости, что я не сдержался тогда, на кладбище, и накричал на тебя – но иначе ты бы до утра не ушёл с её могилы, так бы и стоял молча, окаменелый. И хоть ты говорил всегда, что Бога нет, дед, но, прости, я всё же думаю, что ты верил в Него всегда. Может, где-нибудь, в глубине души, но для настоящей веры, наверно, и не обязательно говорить об этом вслух, тем более в том мире, где это подвергается гонению. Поэтому я смело прошу Господа нашего Иисуса Христа простить тебе все прегрешения, вольные и невольные, и отпустить тебе грехи, и даровать царствие небесное и вечный покой. Спи спокойно, мы тебя очень любим.
Проговаривая своё последнее «прости», Иван и не заметил, как рядом появился отец: он стоял, опираясь на спинку одного из стульев. В этот момент Иван физически ощущал эту тонкую грань между настоящим и прошлым. Или это только казалось? Есть ли оно вообще, это мгновение, отделяющее миг от истории?
– Спасибо, сын, – сказал Сергей Николаевич и, нагнувшись к деду, положил в его изголовье, поверх томика Есенина, маленькую золотую звёздочку на ярко-красной матерчатой розетке. В самом центре звезды единой монограммой переплелись молоточек и ножичек овальной формы – давно забытые во времени и вышедшие из употребления молот и серп: символ ушедшей эпохи.
Монограмма государства-призрака.
2
Апрель 2017
Рапс оказался невысокого роста, подтянутым и приветливым господином со светлой курчавой бородой и длинным прямым волосом, неопределенного возраста: на вид ему было не более двадцати семи, наверно, но по глазам Иван прочитал, что на порядок больше. Помещение, в которое его проводили для встречи с магом, весьма отличалось от всего прочего интерьера, которое ему довелось видеть за всю жизнь: среди фиолетовых стен минимум мебели и максимум предметов на стойках-полочках – ножи, чётки, свечи, браслеты, камни, травы, палки, черепки, баночки, подвески, колбы и ещё много чего из кожи, кости, дерева и металла, чему он и названий-то не знал. Запах ладана с помесью каких-то других благовоний наполнял