Романс о великих снегах (сборник). Николай Гайдук
от дум.
Ветер приходящий, уходящий,
Веющий безбрежностью морской…
Есть ли тот, кто этой дачи спящей Сторожит покой?
Есть ли тот, кто должной мерой мерит
Наши знанья, судьбы и года? Если сердце хочет, если верит,
Значит – да.
То, что есть в тебе, ведь существует. Вот ты дремлешь, и в глаза твои
Так любовно мягкий ветер дует –
Как же нет Любви?
– Есть! Конечно, есть! – Раскрасневшийся муж, загораясь глазами, на жилистых руках поднял жену, понёс на кровать, манящую ослепительной белизной.
– Подожди! – Она со смехом сопротивлялась. – Вся ночь впереди!
– Ничего не знаю…
– Ну, зачем, зачем ты рвёшь?
– Затем, что купим новое бельё! Чего жалеть?.. – Богатый?
– Нет, счастливый! За счастьем человек бежит, а счастье возле ног лежит! – Он опускался на четвереньки и целовал её миниатюрную ступню, похожую на ступню подростка – магазинах для обуви искать приходилось самый маленький размер, «размер дюймовочки».
И хорошо, и стыдно было женщине от этой сумасшедшей ласки, безрассудной нежности.
Потом они лежали на кровати, как на горячем белом песке, измятом страстью. Лежали слегка опустошенные и до того притихшие – один у другого мог слышать сердцебиение и раскалившиеся токи влюблённой крови. А через минуту-другую тишина отступила. За окном утробно, горячо и густо ворковал дикий голубь. Иногда с весёлым тонким щебетом проносились ласточки – стреловидная лёгкая тень стремительно залетала номер и выпархивала.
Приподнявшись на локте, муж посмотрел в открытую балконную дверь, за которой виднелся белый столик с виноградом тёмно-красной бутылкой. – Хочешь винца?
– Спасибо, не хочу.
– Напрасно. – Он поднялся, вышел на балкон и принёс два хрустальных фужера. – А знаешь ли ты, что сухое красное вино рекомендуют пить при беременности? Сухое красное или кагор.
– Правда? – Ресницы её наивно захлопали. – А вдруг алкоголик родится?
– Ну, если вёдрами хлестать, тогда, конечно. – А надо как?
– По ложке. Помалёхоньку.
– А-а! – улыбаясь, протянула женщина. – А я думала – вёдрами.
Глядя в глаза друг другу, они расхохотались. До головокружения влюблённые, увлечённые сами собой – они вот так частенько хохотали, даже слёзы по щекам размазывали. И опять он кружился по номеру, восхищаясь удивительной обстановкой, которая удивлять могла только вот таких провинциалов, как эти, – ничего необычного в номере нет. И опять он хватал жену в охапку и тащил на кровать, рыча, словно зверь, добравшийся до желанной добычи. А потом, наконец-то, угомонились они, утомлённые многочасовым перелётом, оглушенные солнцем благодатного Юга и своей неистовой любовью.
Закат располыхался, когда они проснулись, причём такой волшебно-фантастический закат, будто в море вылили всё красное вино, хранившееся где-то в подвалах Ливадии, в подвалах Массандры и во всех других подвалах Крыма. И ветерок, поднявшийся