Страх (сборник). Роман Канушкин
страны мира? Там будут лить муссонные дожди, но я гарантирую надежную крышу. А пока прошу…» – и отдал мне свой плащ.
– Ты даешь! Надо же, все помнишь. А ведь точно, так и было, слово в слово.
– Что ты, Абдулла! Ты был моим самым первым и самым ярким впечатлением.
– А что же ты тогда выбрала этого пиратствующего культуриста-литератора Ваську?
– Ты сам нас познакомил…
– Это была моя роковая ошибка, но ты-то выбрала его. И тем самым разбила мое сердце. И говорю при свидетелях: целое оно всегда принадлежало тебе!
– Абдулла, ты и сейчас самое яркое впечатление! – Она прильнула к нему и поцеловала его в колючую щеку, – но не могла же я выйти замуж за впечатление, пьяная твоя физиономия! – Она смеялась, но глаза ее почему-то увлажнились. – И ты ведь женился, когда я была еще ребенком.
– Врут женские слезы, ой как врут! Я женился потому, что мне надо было ехать работать, Родине служить, державе… Но теперь – довольно. Я бросаю все это…
Ксения удивленно на него посмотрела, а Абдулла продолжал:
– А ты думаешь, чего мы третий день пьем?! Бросаю. И буду первым в истории отечественного рока музыкантом с дипломатической карьерой за спиной. И нет человека счастливее меня! Шли бы они все…
А на столе уже ждали маринованные грибы, и масло плавилось в горячей рассыпчатой картошке, и нарезанная тонкими ломтями, просвечивалась бастурма, купленная случайно в магазине «Армения». И они выпили по ледяной рюмке водки, чувствуя, как приятное тепло плывет внутри, разливаясь до кончиков пальцев, и закурили, и Абдулла сказал:
– С детства не было так хорошо… С детства? Дети! Старик Прокопыч, а как же дети?
Индеец вскочил и опять беспомощно смотрел по сторонам.
– Вот незадача-то, забыл. Ты же расфилософствовался, а я забыл.
– Дети, позор моим сединам! – кричал из коридора Абдулла.
А Старик Прокопыч смотрел растерянно:
– Ну и балбес же он. Говорил, ну чего их с собой тащить?
Абдулла вернулся и привел с собой двух юных девушек, одетых в том же живописном стиле, что и Старик Прокопыч.
– Ксюха, познакомься, это наши внучки, – сказал Абдулла. – Они поклонницы композитора Бизе и арии Хозе. Но иногда ходят и на Старика Прокопыча. И вот мы прямо с концерта. Мы знали, что ты будешь не против. Ничего, а?
В ту ночь Ксении не спалось. Она ворочалась, просыпалась, а когда засыпала, ей снилось, что на кухне вовсю шумит Абдулла. Он чего-то кричал каким-то странным пирующим с ним людям. Что-то наливал без конца из зеленой квадратной бутылки, а это «что-то» в бутылке не убавлялось.
– Да это же зелье, настой на костях богомола! – кричал Старик Прокопыч, раскачиваясь на неизвестно откуда взявшихся качелях, а потом начинал хохотать, и оказывалось, что это хохот не человека, а сыча.
– А он и есть сыч, – мягко говорил прямо над ухом Абдулла, – пойдем со мной, я тебя буду любить, в ванной…
И Ксения просыпалась измученная,