Древнерусская литература как литература. О манерах повествования и изображения. А. С. Демин
прияхом…»; и летописец тут же подхватил форму высказывания: «Яко створихом, тако и стражем».
Подобранные библейские высказывания, несомненно, служили для летописца чем-то вроде повествовательного образца, подсказывавшего то после цитаты, а то и перед ней, в каких понятиях, выражениях и формах вести рассказ о современных летописцу событиях. К этим цитатамобразцам летописец относился достаточно свободно, переосмысляя их и, в частности, по-иному применяя эпитеты, взятые из цитаты. Например, летописец вольно процитировал обращение Бога к согрешившим людям: «“…яко вы худи есте и лукави, и азъ поиду к вамъ яростью лукавою”, – тако глаголеть господь Богъ Израилевъ» (ср.: Книга Левит, гл. 26, стихи 23–24, 27–28), но тут же неожиданно применил эпитет «лукавый» не к согрешившим русским, а к половцам: «Ибо лукавии сынове Измаилеви пожигаху села и гумна» (223).
Отчего летописец, словно загипнотизированный, повторял фразеологию приведенных им библейских цитат? Несомненно, потому, что Библия (в основном Псалтырь и Пророки) служила для летописца не просто суфлером, а в своем роде кладезем высокой экспрессивной речи (а стили речи в летописи различались ощутимо). Недаром в этом же отрывке перед очередной библейской цитатой (из 118 псалма) летописец призывал к торжественности: «Рцемъ велегласно: “Праведенъ еси, Господи, и прави суды твои”» (223).
Умонастроение летописца. Всюду в летописи Библия оставалась для летописца, пожалуй, единственным образцом высокого стиля. Летописец достаточно часто в своих рассказах приводил серию цитат из Библии и только из библейских цитат далее повторял выражения, внося экспрессию в свое повествование. Разумеется, о стиле Библии летописец не рассуждал, но иногда он невольно все же отмечал экспрессивность библейских высказываний в своих ремарках. Например, в похвале крещению Руси под 988 г. летописец так или иначе дал оценку тона цитат: «Реку же съ Давидомь: “Придете, възрадуемъся Господеви, въскликнемъ Богу и Спасу нашему…”» (119. Псалом 144); и еще: «Мы же възопьемъ к господу Богу нашему, глаголюще: “Благословенъ Господь, иже не дасть нам в ловитву зубомъ ихъ…”» (120. Псалом 123).
Основу отношения к Библии как образцу высокого стиля, вероятно, заложило «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона34. Однако этот процесс формирования стилистических вкусов и взглядов древнейших русских авторов следует изучить внимательнее.
Подведем краткий итог сделанным (отнюдь не исчерпывающим) наблюдениям над осмыслением Библии летописцем. Главная направленность этих осмыслений у летописца была политической, и прежде всего острое желание того, чтобы возобладало братолюбие во взаимоотношениях у русских князей, двигало летописцем. Далее, осмысляя Библию, летописец действовал как этик и ввел в летопись целый свод нравоучительных правил соблюдения благочестия для его мирских и церковных современников. При осмыслении Библии отразились также некоторые историософские взгляды летописца (все повторяется в истории) и философское понимание