Древнерусская литература как литература. О манерах повествования и изображения. А. С. Демин
каждый «рассказ разбит на дробные эпизоды»58; «пересказ “вольный”, расцвеченный разного рода добавлениями “от автора”»59, «чтобы заполнить собой условно-риторическую “пустоту” темы»60.
Замешено же тесто несяху, поне же не даша им испечи. Борзаго ради шьствия възложиша опреснъкы на главы своя, и тако от солнца испекошася61.
Семантика отрывка. Не известно, откуда Кирилл взял экстравагантный эпизод с несением опресноков на голове. В Библии изложено иначе: «Взяша же людие муку прежде въскисения тесту ихъ, и, въвязавше въ ризы, възложиша на рамы своя» («Острожская библия. Исход, гл. 12. Л. 30 об.). Не упоминается несение опресноков на голове ни в апокрифическом «Житии Моисея», ни в «Хронике» Георгия Амартола, ни в «Хронографе», ни во включенной в летопись «Речи философа».
В данном случае внимание Кирилла было поглощено внешним видом и одеянием людей; поэтому он продолжил повествование следующими любопытными деталями: от опресноков на головах «исползъшем власом, и быша на всех плеши … и ризы же на них растяху» (355). Опресноки на головах были представлены Кириллом как своеобразный головной убор.
Умонастроение Кирилла. В своем «Слове» Кирилл говорил о приличествующем внешнем виде монахов и оттого постоянно упоминал должную их одежду: «искусные ризы мнишьскаго образа» (354), «смотри своих риз обълчения» (355), «ризы же не славны и не мякъкы люби, но растуща, сиречь многыми пошивая заплатами» (356), «четверьроконьчна манотью носять» (359), «не ризами светлыми буди славен» (361) и т. д. и т. п.
Но для ученейшего проповедника разговор о монашеской одежде был поводом для экскурсов в собрание библейских и церковных одеяний вообще, и Кирилл упоминал одежды, начиная с Адама («Адамов смоковный лист одение» – 359); перечислял части наряда ветхозаветного Аарона («стихарь убо от багра … пояс же усьянъ … на пьрсех же положи пяди уткано и с 12 каменема ефуд» и пр. – 358); не забывал об одежде Христа («обълчения Христова … Съвлекоша бо с него ризы его и облекоша и в ризу червлену» – 359) и об одежде разбойников, судимых вместе с Христом («разбойникы и от них одежа обнажену» – 358); указывал даже на одежду третьестепенных новозаветных персонажей – Акилы и Прискиллы («черны от сукна отвориста си ризы» – 356); доходил до одеяния женщин («должна ест жена … имети покров на главе» – 360); наконец, недобрым словом поминал современных ему богатых монахов («ризы изменяющих … тряпезу с пивом творяща» и мн. др. – 357) и предсказывал «одежное» наказание порочным («на онуче растерган будеши» – 355).
В сознании Кирилла существовала как бы целая выставка (или энциклопедия) одежд, из которых те или иные он извлекал по мере истолковательной надобности. Недаром он сравнил себя с собирателем отдельных колосьев на ниве: «Несмь бо женьци, но класосъбиратели … Мы грубая чадь» (361).
Ныня же Иосифа благообразьнааго