Народная агиография. Устные и книжные основы фольклорного культа святых. Андрей Мороз
приносит ему жертву, призывает его в помощь, во втором же случае апеллирует к святым (обычно нескольким одновременно, из которых чаще всего упоминаются Никола, Егорий, Власий и Модест (Власий-Медосий)) и призывает в помощь их. Вследствие совершения обряда соответствующие персонажи выполняют функции пастухов и сами следят за стадом, пастух же должен лишь строго соблюдать накладываемые отпуском ритуальные запреты [Мороз-2003, 206–208]. Святые здесь полностью изофункциональны лешему.
Кара за нарушение запретов – мотив, типичный не только для легенд о святых, но и для быличек о нечистой силе. Взаимоотношение человека с демонологическими персонажами также складывается в основном вокруг соблюдения/нарушения ритуальных запретов, причем за нарушением их следует кара.
Значительное число легенд о святых, в которых к их деятельности возводится происхождение ландшафтных объектов, имеет в качестве параллели предания о первопредках, иноземцах, великанах и т. п., которые тоже создавали горы, холмы, источники, болота и проч. Однако в таких сюжетах можно увидеть и противоположность в восприятии святых и мифологических персонажей: локусы, обязанные своим происхождением или каким-то иным способом связанные с нечистой силой, как правило, воспринимаются как страшные места, локусы же, связанные со святыми, – как святые места. Эти противоположности, однако, как часто бывает в фольклоре, сходятся: во-первых, и те и другие противопоставлены нейтральному, «своему» пространству как чужое, во-вторых, соотношение святых и страшных мест может быть выражено географической близостью, а то и совпадением. По замечанию Т. Б. Щепанской, святыни вообще тяготеют к местам смерти и нередко возникают на кладбищах [Щепанская-1995, 132, 164; ср. Культурный ландшафт, 93], таким образом объединяясь со страшным пространством и нейтрализуя его [Березович, 228].
Наконец, святые соотносятся с такими мифологическими персонажами, как колдуны. Их человеческая (или близкая к человеческой) природа, с одной стороны, и сверхчеловеческие способности – с другой, во многом сближают их, а то и способствуют их отождествлению. Так, в фольклорных легендах борьба св. Стефана Пермского с местными колдунами описывается как состязание двух колдунов: «Паляйка […] произнес заклятия над водой, нырнул в реку и исчез от своих преследователей. Тогда Степан в свою очередь произнес еще более сильнодействующее заклятие над водой, после этого Паляйка […] стал задыхаться и кое-как доплыл до противоположного берега» [Хвостикова, 107–108]. Процитированный текст записан в 1929 г. и носит явные черты литературной обработки, но общий характер повествования, видимо, передан верно. Ту же терминологию встречаем и в более аутентичных записях первой трети ХХ в.: Старики рассказывают, что он [св. Авраамий Чухломской] заговорил от змей полосу на 40 верст квадрату [АРЭМ, фонд 2, опись 2, дело 98, л. 4980–4981; Костромская губ., Галичский у., д. Макарово], – и в современных полевых записях: Александр Ошевенский-то заклял змей [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский