Большевизм. Шахматная партия с Историей. Анатолий Божич
лицемерием и меркантильностью мещанской толпы на фоне административно-полицейского произвола царской власти. Не революционер, а видный либерал П.Б. Струве впоследствии признавал: «Я ясно вижу, откуда вытекли для нас эта любовь к свободе и стремление к ней. Они родились из огромного богатства русской духовной и культурной жизни, которую явно перестали вмещать традиционные юридические и политические рамки самодержавия. Мы желали свободы слова и печати, свободы собраний, свободы подымать политические и общественные вопросы; наконец мы желали, чтобы «обществу» была дана ответственная роль в жизни государства, в политической жизни»[89].
Русская студенческая молодежь все более и более убеждалась в том, что потенциал реформ в России исчерпан или почти исчерпан. Россия все так же далека от европейских форм политической и общественной жизни. О конституции запрещено даже мечтать. Пути самореализации для образованной молодежи были ограничены сферами службы и науки, причем последняя влачила жалкое существование и была весьма бюрократизирована. Любая, даже самая умеренная критика существующих порядков воспринималась как вольнодумство, как нечто, имеющее антигосударственную направленность. Причем так же рассматривалась властями критика самодержавия и с консервативных позиций. Самодержавие препятствовало конституированию даже монархических организаций.
Над российским обществом довлела несвобода, при этом к несвободе – следствию сохранения самодержавия добавилась несвобода – следствие усиливающейся власти денег. Эти две несвободы фактически слились в одну, питая как антиабсолютистские, так и антибуржуазные настроения.
Виктор Чернов в своих «Записках социалиста-революционера» писал об изобилии в России «мыслящего пролетариата, не находящего приложения своему труду из-за нищеты того самого народа, которому он нужен и который этим трудом при нормальных условиях широко обслуживался бы»[90]. Подобная ситуация не могла не вести к появлению комплекса неполноценности, отчуждению от официозных форм общественной жизни у значительной части российской интеллигенции. Создание кружков самообразования и саморазвития было не только следствием политической радикализации интеллигенции, но несло в себе и явное стремление обрести свое сообщество, свой мир, где можно было бы свободно высказывать свои суждения без внутренней самоцензуры, обмениваться мнениями о прочитанной литературе, узнавать что-то новое, чего нельзя было узнать из официозной прессы. Пребывание в этом «подпольном мире» усиливало отвращение к миру реальному, который все более и более воспринимался как царство Зла, а ликвидация этого Зла выглядела как Благо. Подобное мировосприятие наполняло категории Добра и Зла качественно новым содержанием, что влекло за собой трансформацию всей системы ценностей.
Наиболее показательны в этом отношении записки П.А. Кропоткина, повествующие о конфронтации между властью и учащейся молодежью