Лифт. Ярославия Кузнецова
Это означало, что в закромах парня еще куча историй и потому серия будет полной и окупится издательству с лихвой.
Последний его триллер уже был на голову выше остальных. В профессиональном плане парень рос не по дням, а по часам, оттачивая мастерство писателя с каждой книгой. Рукопись с шизофреническим названием «Обед на крыше звездолета» Яна взялась редактировать сама. Не столько чтобы помочь Диме, а, скорее, чтобы доказать Илье Алексеевичу: она профи. Она наработала в этой редакции достаточно, чтобы шагнуть от младшего редактора вверх по карьерной лестнице. Ей было необходимо повышение. А Дима Солдатов мог стать для неё пропускным билетом в самые сливки издательского мира. Она не могла позволить себе упустить шанс. И, заодно, спасти паренька, похоже, уже отчаявшегося быть изданным.
Яна придирчиво осмотрела себя в зеркало. Слегка подкрасив губы розовой помадой, она одной рукой запахнула нежно – кремовый кардиган, а в другую схватила лаковую бежевую сумку с черной окантовкой. Заветная флэшка была надежно зажата в кулачке.
– Всё, ребятки, я ушла! Буду вечером! – воскликнула она и выбежала, звонко цокая каблучками, на лестничную клетку под грустный взгляд Лаки.
* * *
– Каролина, ты будешь еще пирог? – спросила девочку милая старушка. Она была такая светлая, словно утреннее весеннее солнышко. А когда она улыбалась, поблекшие, но всё еще живые серые глаза, лучились добротой и тысячи морщинок моментально разглаживались. Улыбка делала её моложе и обаятельнее.
Агате Симоновне хотелось дать девчонкам самое лучшее, что у нее было. Сладкий чай, пироги с брусникой, присланной родственниками с северной республики, и шоколадные конфеты «Полет». Бабушка жила очень скромно, откладывая каждую лишнюю копеечку на подарки своим девочкам. Они, в свою очередь, очень ценили её заботу и точно так же старались сделать для неё максимум из возможного. Девчонки навещали старушку всего лишь один раз в неделю – так диктовал им устав. Всё остальное время они не имели права покидать территорию интерната дольше, чем на два часа. Этого не хватало, чтобы добраться до бабушки на метро с пересадкой, а потом еще на автобусе три остановки. Каждое их посещение становилось для Агаты Симоновны настоящим праздником. После их ухода у бабушки всегда оставалась гора чисто вымытой посуды, сверкающие полы и коврик у кровати, переживший очередное нашествие пылесоса. Но самое главное, что они оставляли после себя – наполненную душу. Бабушке, еще совсем малышкой пережившей блокаду, в жизни не нужно и не важно было больше ничего, кроме внимания внучки. И она была искренне рада, когда пару лет назад их стало двое. У них никого не было роднее друг друга на этом свете.
Старушка от всей души жалела сироток, но поделать ничего не могла. Ей было уже за 80, и она не могла оформить опекунство даже на родную правнучку, не говоря о том, чтобы взять под присмотр обеих девчонок.
Раньше Сонечка жила с мамой, пьющей внучкой Агаты Симоновны. Жили худо-бедно,