Витражи. Виталий Черников

      Михей и Джибута сидели на крыльце, смотрели на звезды. Под навесом сонно всхрапывала Фенька. Лохматый пес вытащился из-под крыльца и тихо уселся рядом, распустил по земле колечко хвоста. Джибута раскуривал изогнутую трубку. Тусклый багровый свет выхватывал из полумрака задумчивое морщинистое лицо, тонул в глазах. Терпкий, странный аромат поплыл по двору, защекотал Михею ноздри.

      – Можно тебя спросить, Джибута?

      – Спрашивай.

      – Прежде я все думал: эх, не лишили бы меня Дара, хорошо бы было… А сейчас смотрю на Лана и думаю: хорошо ли? Как это – жить с Даром?

      – Это все?

      – Ответь хоть на это, если можешь.

      – Почему ты назвал его Ланом?

      – То есть как? Что значит почему? Хорошее имя, моего деда так звали.

      – Нет. За ужином и сейчас ты назвал его Лан, а не Малой. Почему?

      – Не знаю. Но ты мне не ответил…

      Джибута молча пыхал трубкой, смотрел куда-то в даль. В такую даль, где и не было ничего.

      – Я, наверное, понял… – Михей провел рукой по лбу, откинул темные вьющиеся волосы. – Это тяжело, Джибута?

      – Как сказать. Наверное, сначала да. Я уж и не помню. Давно начинал.

      – А потом… как потом?

      – Тяжелее всего – не любить.

      – Трудновато с тобой разговарить, кудесник. – Михей покачал головой, усмехнулся. – Загадками говоришь. А не любить почему?

      – Трудно хоронить любимых.

      – Прости.

      – Ничего.

      Фенька переступала с ноги на ногу, трясла головой – хоть и прохладна ночь, а гнус не спит. Где-то вдали лениво брехали собаки.

      – Может, и лучше было свести его в церковь…

      Джибута молчал. Уголек трубки монотонно затухал и разгорался, как чье-то огненное сердце.

      – Надо было, Джибута?

      – Спроси у своей души.

      Цикады перекликались на дальнем лугу. По небу плыли невидимые облака, поедали по пути звезды. Михей смотрел на них и думал о сыне. Вот так и его, Михея, поглотит время. И жену. И Русту, и даже Саньку. Лан останется один. Что толку, что станет кудесником. Будет вот так коротать годы на темном крыльце, под чужим небом. Как же это он раньше не додумал, не понял. Жена-то вон сердцем почуяла. Сердцем.

      Джибута неслышно поднялся, выколотил трубку.

      – Дар, Михей, сам решает. Не ты и не я. Это тебе ответ на все вопросы. И которые спросил, и которые смолчал. Поутру поедешь домой, – присмотри за старшим. И дома – доглядывай. Прикипел он к Подарку. Дело найди ему. Новое, интересное. По душе. Может, ремесло какое – тебе виднее. У вас, в Орловичах, слыхал, кузнецы мастера. По всему Лату славятся.

      Михей усмехнулся.

      – Первый раз волшбу показал, а, Джибута? Ты же не спрашивал, а я не говорил. Как прознал про Орловичи?

      Джибута продул трубку, спрятал за пояс.

      А ты, Михей, утром на подковы своей кобылки посмотри. На каждой – орловчанский кондор