Манифест киборгов: наука, технология и социалистический феминизм 1980-х. Донна Харауэй
ее стратегии, выбирая подходящий эквивалент исходя из ситуации и не придерживаясь одной стабильной версии. – примеч. ред.
3
См. Zoë Sofoulis (n. d.).
4
См. Hilary Klein, 1989.
5
В числе стоящих работ о левых и/или феминистских радикальных теориях и движениях в научной среде и по поводу проблем биологии/биотехнологии: Bleier, 1984, 1986; Harding, 1986; Fausto-Sterling, 1985; Gould, 1981; Hubbard et al., 1979; Keller, 1985; Lewontin et al., 1984. Cм. также: Radical Science Journal (начиная с 1987 переименован в Science as Culture), 26 Freegrove Road, London N7 9RQ; и Science for the People, 897 Main Street, Cambridge, Massachusetts 02139.
6
В числе основных работ по теме отношения левых и/или феминисток к технологии и политике: Cowan, 1983, 1986; Rothschild, 1983; Traweek, 1988; Young and Levidow, 1981, 1985; Weisenbaum, 1976; Winner, 1977, 1986; Zimmerman, 1983; Athanasiou, 1987; Cohn, 1987a, 1987b; Winograd and Flores, 1986; Edwards, 1985. Global Electronics Newsletter, 867 West Dana Street, № 204, Mountain View, California 94041; Processed World, 55 Sutter Street, San Francisco, California 94104; ISIS, Women’s International Information and Communication Service, P. O. Box 50 (Cornavin), 1211 Geneva 2, Switzerland; и Via Santa Maria Dell’Anima 30, 00186 Rome, Italy. Работы, демонстрирующие фундаментальные подходы к современным социальным исследованиям науки и отказавшиеся от либеральной мистификации, начались, с Томаса Куна: Knorr-Cetina, 1981; Knorr-Cetina and Mulkay, 1983; Latour, and Woolgar, 1979; Young, 1979. О просторе для конкурирующих изобретений науки в мифическом/материальном пространстве «лаборатории» больше безосновательных заявлений, нежели надежных знаний; Директория сети этнографических исследований науки (1984) выдает длинный список людей и проектов, играющих ключевую роль для улучшения радикального анализа; предоставляется NESSTO, P. O. Box 11442, Stanford, CA 94305.
7
Стимулирующее, объемлющее обсуждение политик и теорий постмодернизма представлено Фредриком Джеймисоном (Jameson, 1984), согласно которому постмодернизм – не вопрос выбора, не один из стилей среди прочих, но культурная доминанта, требующая радикального переосмысления левой политики изнутри; снаружи больше не найти места, дающего смысл успокаивающей фикции критической дистанции. Джеймисон также разъясняет, почему нельзя быть за или против постмодернизма – типично моралистский ход. На мой взгляд, феминистки (и другие) нуждаются в непрерывном культурном переосмыслении, постмодернистской критике и историческом материализме, которые по зубам только киборгу. Старые формы господства белого капиталистического патриархата кажутся теперь ностальгически невинными: они нормализовали гетерогенность, например, деление на мужчин или женщин, белых и черных. «Развитый капитализм» и постмодернизм пускают в обращение гетерогенность без нормы, и мы сплющиваемся, лишаемся субъективности, требующей глубины, пусть даже враждебной и засасывающей. Пожалуй, настало время написать «Смерть клиники». Методы клиники требовали тел и работы; у нас есть тексты и поверхности. Наши формы господства уже не действуют через медикализацию и нормализацию; они действуют через развертывание сетей, переустройство коммуникаций, стрессовое управление. Нормализация уступает место автоматизации, абсолютной избыточности. «Рождение клиники», «История сексуальности» и «Надзирать и наказывать» Мишеля Фуко дают название форме власти в момент ее имплозии. Дискурс биополитики уступает место технопузырю, языку сплюснутого подлежащего: мультинациональные корпорации не оставляют в целости ни одного существительного. Вот их имена, взятые из какого-то номера Science: Tech-Knowl