Собрание сочинений. Том 3. Non-fiction. Илья Кормильцев
культуры. В самом сочетании нет ничего мистического, выходящего за рамки нормального мышления. Во многих западных странах есть министерства культуры. В Италии – Министерство музеев и культурных ценностей. Но все ассоциации, которые связаны с этими словами, остаются в данном случае за бортом. В результате возникает недопонимание.
ИС: Ехидно возвращаюсь к «Наутилусу». Скажи, пожалуйста, в какой мере ты видишь личную вину за произошедшее. Ты же один из немногих культурных людей в этой среде. То есть то, что можно простить рядовому папуасу, того нельзя простить папуасу, получившему образование в Оксфорде. Ты был вовлечен во все эти события, почему ты не смог их остановить до совершения всех тех ошибок, которые тебе, наверное, были ясны еще до их совершения?
ИК: М-м-м… по одной простой причине. Если бы я был писателем, ты мог бы предъявить мне этот вопрос. Но я человек, который является частью коллектива, в котором происходит коллективное творчество. Вот. Я не ефрейтор, я не сержант, я не могу никому приказать и не могу никого заставить или убедить, если он не располагает, по меньшей мере, равным со мной опытом, логическим мышлением, пока он сам не получит этот опыт для того, чтобы это осознать. Безусловно, все вещи, которые я говорил тебе, я точно также говорил, допустим, Славе, или Калужскому, или всем остальным. Хотя я, конечно, всегда ставил акцент на другие вопросы, потому что меня не так беспокоила прокатная коммерческая деятельность. И я считаю, что не она нанесла самый большой вред, потому что она недолго длилась. Причем, самое потрясающее, что человек, который пришел и запретил это делать, был человек профессиональный. Он сразу покончил этот процесс распродажи по дешевке. Просто потому, что он достаточно умный купец. Он просто понял: что ж это такое – товар в расфасовке по десять грамм. Сразу сказать, что мы играем только для вас, но полный вечер – это нормальный коммерческий расчет. Те люди, которые происходят из этой системы, которые в ней выросли, лучше секут этот аспект, чем люди, которые явились в нее гостями, люди, которые ее, якобы, на словах ненавидели, а, попав в нее, не знают, огорчаться или радоваться. Ведь с другой стороны им по кайфу, все внимание к ним, башли, как ты писал, отельные шлюхи и все, что к этому принадлежит.
Меня сильно волновало неумение музыкантов вычленяться из этой среды, собраться в комок как ртуть в воде. А ведь на самом деле это так просто – не участвовать во всей этой игре. Если у тебя умный администратор, он тебя же и прикроет ото всей этой тусовки. Борис Агрест – такой. Он никогда в жизни не заставлял нас сыграть что-то или не сыграть. Он говорил: «Слава, как вы считаете?» Он был профессионал в хорошем смысле этого слова. При том, что сам он – плоть от плоти всей этой гнили, космосовско-б**дской, так сказать. Но у него было достаточно ума, чтобы понимать, как делать дела, как обращаться с товаром, и не в нем была беда, а в самих наутилусах, которые вели себя хуже, чем человек, вышедший из этого мира. Естественно, он-то в нем родной. Для него это все, по большому счету, неинтересно. Ну, скучно: б**дь и б**дь, он с детства с ней рядом ест.