Призрачная вечность мальчика. D M
стоит поговорить?– ответила она явно обеспокоенно, кладя сверху на мою руку свою и подхватив ее длинными мягкими пальцами у ладони.
Мое сердце зашлось выбивать безобразный ритм по ребрам; я боялся поднять на тетю глаза, чтобы не взглянуть в «ее», которые, согласно моему пониманию, должны были измениться до неузнаваемости.
–Ну-у-у не-е-ет… Просто мне бабушка сама говорила, что школа..– пролепетал я, но не успев досказать, тетя переиначила и продолжила «мою» мысль:
– Конечно же, будет служить развитию твоей личности, Йозеф,– убежденно кивая, докончила она. – К тому же школа эта особенная, тебе там будет хорошо.. Ты ведь раньше, насколько я знаю по рассказам твоей бабули, тоже туда ходил? Я бы сейчас, будь на твоем месте, беззаботно вернулась бы в свои школьные годы, а так – это детский лепет. Ты пока еще не знал трудностей, сынок!..– убежденно сказала она и вновь поникла.
«Но я знал!– перебил ее я, но, изначально, в своих мыслях, так неаккуратно вырвавшихся наружу бурчанием под нос (но, по-честному, для меня всегда трудностью являлось взаимодействие и общение с людьми)».
– Что ты сказал? Знал? – недоуменно опомнилась она.
– Знал!– повторил я увереннее и раздраженнее.
Я – Мальчик, посмел перечить ее взрослой невидящей мудрости, и в тот же момент мое сердце съежилось. Теперь, словесный барьер между нами – по моему ощущению – был снят абсолютно и окончательно, что настораживало мыслью о полной беззащитности перед ней.
Я же утешал себя мыслью: «Самыми успешными становятся не те, которые «глотают» книжки и тихо «существуют», а те, кто полны энергии противодействовать в свою угоду: хитростью; ловкостью; задиристостью. Я же находился в «первых» из описанных,– и этим гордился!– а вторые, своей уверенной ловкостью, лихо выбивали, и, кажется, продолжат выбивать мною высиженные знания; потом я, униженный, сидел и, видимо, буду сидеть и слушать, как кто-то из этой «банды» тянет руку, и выкрикивает мои ответы. Когда,– по своему опыту,– ты отличаешься, тебя сторонятся и с удовольствием игнорируют, не минуя унижением и твою личность».
– А ты будь пообщительней, поактивней, ведь ты же идешь за знаниями,– словно читая мои мысли, продолжила она.
– Теть, да как я только не пробовал!..– грустно сказал я, умышленно добиваясь ее расположения к моей проблеме. – Но, видимо, я все равно чем то от них отличаюсь.. И я туда не вернусь! Это позорно!– тоном плаксивого моления заверил я.
В свою очередь на ее лице читалась недоверчивость и ухмыляющаяся непроницаемость. Она строго сторонилась своего мнения, безо всяких поблажек для меня. Во мне что-то перещелкнуло. Она будто бы не хотела слышать меня; словно в кривом искажении моей настоящей сложности, до нее доходили лишь мои «заученные» детские страхи.. Тетя была убеждена, что отношение сверстников ко мне – лишь причина моего «максимализма восприятия»; я же, наряду со своими одногодками, воспринимал это все как нельзя трагически, так как границы «взрослого восприятия» еще не переступал.
С