Человек в истории. Людмила Улицкая
закончились записи Лидии Александровны. Но 15 июля 1943 года сделана приписка: «Но я жду его и дождусь!»
Уже по пути на фронт немецкая авиация внезапно обстреляла воинский эшелон Владислава Тхоржевского.
«Первый самолёт известил о себе свистом пуль. Я отошёл от вагона, лёг на бугорочек на спину, лицом к самолётам, и выстрелил во второй самолёт. Мне показалось, что пилот третьего прижался лицом к стеклу кабины. Прицелился и выстрелил ниже этого лица. Пули свистели и падали вокруг меня, а я упорно стрелял в кабину чуть ниже головы пилота. В третий залёт, как мне показалось, они стреляли не по эшелону, а по мне, засыпая градом пуль. Когда появился третий самолёт, винтовка не выстрелила – патроны кончились».
Это была первая встреча и первый бой с врагом, а далее, после того как немцы прорвали линию обороны и заняли железную дорогу между Полоцком и Витебском, отступление вместе с частью.
Некоторое время артполк находился под Полоцком.
Самое тяжкое испытание – это плен. В плен боялись попасть, последнюю пулю оставляли для себя. Сталин выдвинул лозунг: «У нас пленных нет, есть предатели». Тем не менее в 1941 году в плен захвачены 3,9 млн советских солдат и офицеров. По оценкам Генштаба РККА, безвозвратные потери армии за первые шесть месяцев составляли 5 млн человек (это около 9/10 всей предвоенной численности Красной армии).
Их окружили в местечке Труды. Ночью Владислав сумел убежать и примкнул к небольшой группе солдат, «вооруженных и одетых, но голодных». Несколько коротких боев – и снова колонна военнопленных. «В Полоцк я вошел уже в двухтысячной колонне пленных. Город был разрушен и сожжен. На площади у штаба на длинной деревянной мачте развевался на ветру огромный красный флаг с черной свастикой в белом круге».
Все, что увидел в этот первый месяц воентехник Тхоржевский на фронте, поразило его настолько, что он начал пересматривать то, во что раньше свято верил. «Очень медленно, понемногу, я стал понимать, кто у нас в стране “враг народа номер один”. Сколько людей расстреляли. Вспомнил комбрига Чудина, своего дядю, командира красного бронепоезда, расстрелянных по решению “Троек”. Я потерял веру в Сталина, но продолжал верить в неизбежность победы нашей системы».
Начались тяжелые испытания в плену. В Полоцке военнопленных загнали в церковную ограду, расположенную в центре города. «Семь дней без пищи пролежал я здесь на голой земле. На мне не было шинели, нижнего белья, поэтому и теплыми ночами ослабевшее тело напоминало о себе мелкой дрожью. В церкви можно согреться, но я туда не ходил, брезговал. Там пахло мочой и калом, ведь для двухтысячной толпы другой уборной не существовало. Мне она была не нужна, поскольку ничего кроме небольшого количества воды за эти дни в моём желудке не было!»
Потом начался пеший переход длиною более 500 км и продолжительностью более двух месяцев через Белоруссию, Польшу до города Сувалки.
Кормили так: «Каждому совали стограммовый ломтик хлеба, на него клали кусочек мармелада и маргарина. Проходя мимо бочек, пленные