Бенефис. Евгения Палетте
у газовой плиты, разогревая обед. Они только что были на тяжелом инфаркте и теперь обедали позже всех. Кроме них, в углу кухни, нахохлившись и явно скучая, на табурете сидела маленькая женщина, лет пятидесяти и время от времени, поглядывая на часы, меняла позу так, словно её терпение вступало в новую фазу.
– Знаете, Серафима Гелевна… Правильно? Гелевна? – слегка смущаясь, обратился Труш к женщине.
– Да, моего отца звали Гелий, – поняла женщина и, как бы между прочим, добавила: – Можно было бы уже и запомнить.
– Да вот. Не случилось. Извините, – выправил ситуацию Труш и продолжил, видимо под впечатлением недавнего вызова: – Так вот, Серафима Гелевна, я бы не стал так однозначно защищать эту женщину, его жену. Ведь у него очень тяжелый инфаркт – обширный, глубокий, и сам он еще относительно молодой. А она говорит: «Мне все равно, что с ним будет», и не хочет ехать с нами в больницу. Это ведь не жена, знаете, а какая-то злая фурия. А вы защищаете.
– Вот сразу и видно, что вы – человек, который просто запрограммирован на положительные эмоции, – ответствовала Серафима низким, с хрипотцой, голосом. – Вам добра подавай, позитивных движений души, так сказать, положительный таксис.
– И что же вы хотите этим сказать, уважаемая Серафима Гелевна, – спросил Труш, слегка наморщив свой высокий лоб, как бы нависший над крупными, необыкновенно глубокими голубыми глазами. – Разве вы сами думаете иначе?
– Конечно, иначе, – отвечала из своего угла Серафима. – Мы с вами живем в третьем тысячелетии и, если вы знаете, последние две тысячи лет была эпоха Рыб. Античный идеал личности, которая осознает и утверждает себя только в противопоставлении другим. Другими словами – все относительно и все познается в сравнении. Сейчас же начинается Эпоха Водолея. Это, прежде всего, как бы это сказать, изменение сознание человека, движение мысли к общечеловеческому универсализму. Это – мысль, свободная от эмоций, и, если мысль универсальна по природе, то в мышлении все люди равны. А значит, каждый волен поступать так, как он считает нужным, не заботясь ни о каких эмоциях. Так что не чувства будут мотивировать поступки, а мысль, если хотите – целесообразность. Так говорят звезды.
Серафима встала и посмотрела на часы. Она была еще меньше, чем казалась тогда, когда сидела на табурете. Ее щеки порозовели, сероватые глаза блестели. Она сделала несколько шагов к окну, расстегнула свой белый халат, поправила юбку, как поправляют волосы, не замечая. Ее вдруг возникшая двигательная активность и блестящие глаза говорили об одном – она готова к любой полемике. Все только начинается.
– Что-то не нравится мне эта ваша Эра Водолея, Серафима Гелевна, – сказал Труш, подходя к плите, чтобы привернуть газ под кипящим супом. – Ведь так можно от многого отказаться. И от медицины в том числе. Если, как вы говорите, не будет эмоций, не будет этого самого положительного таксиса, то и в самом деле, все рассуждения о добре, справедливости, о помощи страждущему, к чему, вообще говоря, сводится вся медицина, все это тогда – пустой звук. Ведь еще со времен Гиппократа…
Не