Осторожно, Питбуль-Терье!. Эндре Люнд Эриксен
е не испугали, или она не совсем поняла, что я сказал. Для ясности я спрашиваю напрямик:
– У тебя как сегодня со страхами, очень сильные?
– Нет, в самый раз. Я справляюсь.
У многих мам нет и намека на чувство юмора. А у моей хоть отбавляй. Она умеет все обратить в шутку.
Тогда я рассказываю дальше: у новенького есть питбультерьер.
Мама перестает скрести сковородку.
– Питбуль? – переспрашивает она испуганным голосом. Испуганный голос – это сиплый шепот. Он может превратиться в плач в любую секунду.
– Врет наверняка, – говорю я самым беспечным тоном, на какой только способен.
Мама присаживается к столу. Хотя обедать не собирается. Она никогда не ест, если ей страшно. А страшно ей очень часто. Поэтому мама страшно худая.
– Я заказала елку на Рождество, – говорит мама и старательно улыбается.
Ее хватает на полминуты. Потом улыбка сбегает с губ, и вид у мамы делается откровенно грустный.
Питбуль-Терье показывает зубы
Учитель заранее предупредил, что мы должны встретить новенького хорошо. Такие предупреждения всегда, мягко говоря, пугают.
– Даун наверняка, – сказал Курт. Мы стояли во дворе и ждали звонка на первый урок.
– Или голубой, – сказал Рогер.
Курт и Рогер мои лучшие друзья. Но Курт круче. Он одевается в крутом магазине для сноубордистов и говорит всегда дело.
– Никаких телячьих нежностей с новеньким, – сказал он мне. – А то решит, что понравился тебе. И приклеится. Потом принесет подарочек на Рождество. Охнуть не успеешь, и дело сделано – тебе капут.
– Сколько раз такое видел! – подтвердил Рогер.
Рогер попроще Курта. В смысле стильности. У него пластинка на зубах, и вообще он вечно ходит в бейсболке, даже сейчас, зимой.
Прозвенел звонок, все ринулись к дверям школы.
И тут Курт узрел его. Первым.
– Ого! – сказал он и показал на что-то у себя за спиной.
Я такой, увы, невысокий, что не увидел ничего. Одни головы. Но вдруг вся толпа дружно шарахнулась и прижалась к дверям.
– Не давите так! – заверещал кто-то из девчонок.
Я спросил, что происходит.
– Там новенький, – объяснил Курт. – Амбалище!
Народ перешептывался и перемигивался, кто-то ахал, кто-то охал или говорил: «Вот это да!» и «Ничего себе!», вдруг все расступились, и образовался коридор. На том конце я увидел его. Новенького. Мама дорогая, вот это туша. Борец сумо какой-то.
Он пошел к дверям. При каждом шаге складки жира колыхались, а обвислые щеки болтались, как у бульдога. Народ попятился, но один парень из четвертого «В» соображал небыстро и оказался-таки у новенького под ногами. Тот отпихнул его, и тугодум из четвертого «В» рухнул мордой на асфальт и заплакал. У самых дверей стояла девчонка с косичками. Она отскочила в сторону, а новичок взялся за ручку двери и стал дергать. Дверь была заперта.
Стало очень тихо. Только редкий шепоток вокруг. В конце концов Курт прокашлялся и спросил:
– Это ты новенький?
Жиртрест медленно повернулся в нашу сторону. Видок у него был недобрый.
– Как тебя зовут? – спросил Курт. Вопрос прозвучал вроде как дружелюбно, но я-то Курта знаю, это он прикидывался.
Новенький прогудел что-то, но ответ заблудился в недрах круглых щек.
– А?
– Терье, – сказал новичок.
– Как ты сказал? – переспросил Курт. – Жирдяй-Терье?
Народ начал хихикать.
Жирдяй-Терье посмотрел на Курта с ненавистью.
– Ты очень жирный, понимаешь? – пояснил Рогер.
Я было засмеялся, но быстренько заткнулся: Жирдяй-Терье налетел на Курта, повалил его на землю и уселся верхом всеми своими килограммами. Потом сдавил своими лапищами Курту горло и начал его трясти.
Школьный двор умолк.
– Будешь называть меня Питбуль-Терье, – рычал новенький. Он тряс Курта, как тряпичную куклу. У Курта щеки стали цвета помидора, он хрипел и кашлял. Я покосился на Рогера. Тот стоял точно громом пораженный: молча, вытаращив глаза и разинув рот.
Курт выдавал какие-то придушенные рулады. Питбуль-Терье усилил хватку и ощерил зубы.
– А если попробуешь звать иначе, – пыхтел он, – будешь иметь дело с моим питбулем. Усек?
Курт кивнул.
Питбуль-Терье отпустил его, поднялся. Пришел учитель, отпер дверь, и Питбуль-Терье протиснулся в школу.
Мы с Рогером помогли Курту подняться.
– Придется из этого психа котлету сделать, – просипел Курт.
Я был с ним полностью согласен. Где это видано, так себя вести?
Питбультерьер
На