Дама номер 13. Хосе Карлос Сомоза
ее не так давно. Последнее, чего я мог от нее ожидать, так это материнской шарообразности фигуры, клянусь. Я сказал ей: «Похоже, ты позабыла о том, чем занималась в моем доме, Пилар». А она отвечает: «Этим невозможно жить…» Нет, если точно, она сказала: «Я не могу жить, занимаясь этим». Потому что самое главное – это жить, кто бы спорил.
Он пригубил вермут и стал вертеть рюмку, продолжая говорить:
– Возможно, решение в том, чтобы снять противоположности. Превратить плотское в наивысшее духовное удовольствие. Знаешь, кто был самым большим святотатцем из тех, кого я знал?.. Не помню, говорил ли я тебе о нем. Это был один французский предприниматель, считавший себя прямым потомком де Сада. Одна из его маний заключалась в том, что, устраивая у себя званый ужин, он ставил на стол освященные облатки. Он приказывал прислуге воровать их из церкви. Я серьезно, поверишь ли?
– Верю.
– Облатки должны были быть настоящими, подделки не годились. Он раскладывал их по подносам, и их подавали под видом канапе. С печеночным паштетом и анчоусами, мягким свежим сыром и белужьей икрой, ломтиками лосося и каперсами… Священники из соседних приходов заявляли о кражах, а полиция предполагала, что это дело рук секты сатанистов… Секта сатанистов!.. Он-то со смеху помирал, паскудник. Постой, это еще не конец истории. Как-то раз я спросил его, зачем он это делает, зачем употребляет облатки как основу для канапе. И знаешь, что он мне ответил?
– Понятия не имею.
– «Да без начинки они пресные, Сесар». Ха-ха-ха! Правду сказать, этот паскудник – большой шутник. Но не атеист, совсем нет. «Ты не атеист, – сказал я ему при случае, – единственное, чего ты добиваешься, так это вкусить плоти Божией, сдобренной „Дьяволятами Ундервуд“…»[17] Гениальный был тип. Мы с ним немало времени провели, обсуждая спорный вопрос: ад бесконечен или неиссякаем? Оба мы сходились в том, что если он просто бесконечен, тогда это пытка. Но если он неиссякаем, кто тогда захочет, чтобы он когда-нибудь закончился? И пришли к выводу, что для нас хуже, гораздо хуже истощиться, чем умереть. И мы добавили постскриптум к посылке Рабле, которую потом присвоил Алистер Кроули[18]: «Делай что хочешь, но стремись к разнообразию». Хороши были беседы, да, сеньор…
Тут он схватил бумажную салфетку и поджег ее от сигары. Затем принялся разгонять струи дыма.
– Теперь уже нет никаких бесед, ни хороших, ни плохих… Ничего уже нет. Все пронизано вульгарностью. По крайней мере, меня еще спасает поэзия. И надеюсь, что она спасает и тебя.
– Да, спасает и меня.
Когда-то Сесар был не некрасивым мужчиной, а маленьким стройным принцем на белом коне. «Но я поцеловал не ту принцессу», – обычно пояснял он. Теперь же он сделался некрасив в высочайшей и глубочайшей степени: маленькие серые глазки под бровями домиком, похожими на рожки рогатой змеи, жидкие пряди седых волос, усы и бородка клином в придачу. Нос картошкой обычно украшали очки в металлической оправе