Лабиринт. Поэма в прозе. Анатолий Павлович Субботин
давеча мы по ошибке назвали казначеем. Привыкли мы, понимаешь, судить со своей колокольни, и не можем вообразить, что где-то есть мир, в котором деньги совершенно не в ходу. Все монеты и прочие ценности не представляли для подданных Посейдона никакой, простите за каламбур, ценности. И то было (есть и будет) идеальное общество, где каждый изволит кушать только в меру своих сил: что поймал, нашёл, то и съел, а коли сыт, то и не ловишь. Тогда как деньги развивают аппетит до катастрофических размеров, и денежный субъект начинает пожирать всё подряд: ближних и дальних, целые страны и континенты, забывая при этом старую русскую пословицу: жадность фраера погубит. И губит. Рано или поздно… Принести сюда, приказал Посейдон, медные кольца, собранные за последние полчаса. Моментально свершилось. И в мини-горке, лежащей на серебряном круглом подносе, разглядел герой: вот оно самое, с его знаком – минус. Обещая скоро быть, обнял он отца на прощание; а Амфитрита, растроганная геройством юноши, возложила ему на голову венок из коралловой ветки. Между тем придворная и прочая публика на берегу уже заскучала и стала расходиться. Как вдруг море вспенилось игриво, и из воды показался верхом на дельфине (тритона сменил на дельфина он) сочтённый утопленником, в красном венке, с кольцом, зажатым в кулаке, весь мокрый и улыбающийся. Не юноша, – принц! Дочь Минуса Ариадна, увидев, что молодой человек не лыком шит, потеряла голову. Едва себя сдержала она, чтобы не кинуться к нему с поцелуями. Тезей подал царю кольцо и, оглядевшись, поинтересовался, где его спутники. Они так спешили полюбоваться Минотавром, что не дождались тебя, ехидно произнёс Минус. Вряд ли ты их найдёшь. Впрочем, я тебя не отговариваю, двери Лабиринта всегда открыты. Поняв, что обманут, герой в ярости чуть было не поднял на царственную особу кулак, забыв про меч, на его поясе болтающийся. Но нежный и умоляющий взгляд Ариадны остановил его. Кивком головы пригласила царевна Тезея следовать за собой. У царских покоев она незаметно вложила ему в руку клубок ниток и шепнула: приходи ночью. И взяв кончик нити, медленно вошла во дворец, а разматывающийся клубок щекотал ладонь ему. И это щекотание приятно разбегалось по всему телу и заставляло сердце биться учащённей. На дворцовую ступень он сел в предвкушенье чего-то. Когда, наконец, солнце ушло спать и стражники стали клевать носом, юноша встал и начал сматывать размотанное. Куда привела его сия нить? Правильно, в спальню царевны. А вы думали: нить Ариадны – это символ спасения? Нет, это символ пленения. Правда, пленения сладкого, любовного. В спальне мерцало и благоухало. На треножнике в углу тлели угли, отбрасывая на обстановку малиновые отсветы. Благовонная травка, видимо, курилась там: шёл пьянящий дымок. Моя любовь – не струйка дыма, моя любовь – фонтан огня, – вспомнились Тезею строки поэта. Сидевшая на ложе Ариадна навстречу ему поднялась. Твои земляки в безопасности, сказала она, оправляя сползающий с плеча хитон, Минотавра нет. Минотавр – это плод больного отцовского воображения. Она взяла юношу