Мысы Ледовитого напоминают. Ю. В. Чайковский
Что касается «восточного мыса», то эти слова могли означать как мыс на востоке губы (тогда это один из островных мысов, они без источника воды), либо мыс, простёртый на восток – тогда это мыс, о котором у нас речь.
47
Хотя прончищевский судовой журнал был давно отослан в Петербург, но Лаптев черпал сведения у своего штурмана Челюскина.
48
Часто пишут о скромности петровского двора, что верно для молодого царя. С годами роскошь двора так выросла, что Линдси Хьюз (США), историк быта, назвала комплекс петровских дворцов «русскими Версалями» [Хьюз, с. 322].
49
Даже весьма благосклонный к Скорнякову-Писареву биограф признал, что «учебные заведения, переданные ему, так же, как и вверенная ему 21 января 1721 г. петербургская адмиралтейская школа, пустовали. Когда, наконец, 26 января 1722 г. он сдал заведование морскою академиею и школами капитану флота А. Л. Нарышкину, то из 400 числившихся по спискам учеников академии 116 оказалась в бегах. Еще хуже пошло у него дело с постройкою ладожского канала» [РБС]. Штат определял тысячу учеников.
50
Правда, господствует у историков науки другое мнение – что математики открыли основы теории вероятностей, исследуя закономерности азартных игр.
51
Резкое отличие от пыточных признаний Алексея, где тот якобы предрекал брошенному Петербургу «погибнуть в болотах», а соратникам отца «сидеть на кольях».
52
Как писал историк Пётр Синицын, «Когда Пётр узнал об этом, гнев его был так силен, что… письма и прочие посылки прекратились». Поскольку окружавшие царицу содержали её и жаловали как царицу, он нагрянул в суздальскую тюрьму-монастырь сам, повесил под окном кельи Евдокии нескольких её слуг и служанок, водрузил между виселицами колья (жди худшего) и, не повидав её, отбыл [Синицын, с. 65].
53
Историк дома Романовых Евгений Пчелов пишет: «С шести лет обучение грамоте… для царевича монах Карион Истомин составил свой замечательный словарь… После того как Алексея разлучили с матерью, его взяла к себе в Преображенское царевна Наталья Алексеевна. С 1703 года учителем царевича стал приглашённый в Россию немецкий барон Генрих фон Гюйссен. Программа, им составленная, включала богословие, арифметику, геометрию, географию, историю, иностранные языки, фехтование, танцы, верховую езду, а затем и военное дело. Учился Алексей охотно, успешно осваивал французский и немецкий языки, по примеру отца научился хорошо токарничать, но математика и военные науки давались ему плохо […] Ситуация осложнялась ещё и тем, что общий надзор за обучением царевича был возложен на А. Д. Меншикова. Безграмотный выскочка, естественно, совершенно не заботился об успехах своего подопечного. Алексей обладал природными задатками, недаром Пётр писал ему: “Бог разума тебя не лишил” – но развить их не смог. Постепенно в нём зародилось даже какое-то отвращение к учёбе» [Пчелов, 2013, с. 78].
54
«Рано или поздно отец должен был загубить сына. Царевич довольно живо чувствовал это» [Терновский, с. 15].