Мотя. Андрей Арев
которых было совершенно не разглядеть то ли от того, что за спиной у них было солнце, то ли потому, что от их голов исходило сияние – глаза у Моти сразу начинали слезиться, и она видела только силуэты, отчего Тиц, с его седыми буклями и внешностью Дроссельмейера из детской книжки, в компании с молодцами смотрелся совсем инфернально – не то судейский советник, выгуливающий своих големов-щелкунчиков, на лбу которых написано «не прикасайтесь к помазанным Моим», не то выживший и постаревший Каспар Хаузер в сопровождении охраны.
– Здравствуйте, дядя Вилли! – обрадовалась Мотя, – так вы теперь здесь, в Москве? у доктора Календарова?
– Григорий Семенович арестован, – сказал Тиц, – я теперь в Казахстане, сюда в командировку приехал. А вы? на экскурсии?
– Нет, – ответила Мотя, – дела у нас здесь.
И рассказала о детской Либерее, золотой пластине и пергаменте.
– Ага, – покивал Тиц, – ну пойдемте, присядем где-нибудь.
Он приглашающе протянул ладони вперед, указывая на кафе с вывеской «Отан».
В кафе было малолюдно, на небольшой сцене мужчина в даопао хриплым голосом читал стихи:
На глазах у детей
Съели коня
Злые татары
В шапках киргизских…
Ювелир и ребята расположились за столиком у окна, големы Тица – за соседним. Официант принес карту чаев, и Тиц заказал Japanese Sencha spider legs, на коробке которого была нарисована Людмила Сенчина в костюме спайдермена. Гайвань с чаем и маленькие пиалы принесли почти мгновенно, к чаю же подали удивительно вкусные казахстанские конфеты-трюфели в обертке цвета нацфлага, каждая конфета, как граната, была снабжена пластиковой чекой, пока не сорвешь – до конфеты не доберешься, и засахаренный имбирь.
Ювелир рассказал, что занимался в секретной лаборатории созданием деревянного магнита, но Календарова арестовали по обвинению в участии в антисоветской организации, и тогда работы по магниту передали в ведение Тимирязева.
– А когда Климент Аркадьевич стал борщевым телом, работы свернули, я остался не у дел, хотел уже домой возвращаться, – рассказывал Тиц.
– Каким-каким телом стал Тимирязев? – переспросила удивленная Мотя.
– Ах, да, вы же научный коммунизм не проходите, – замахал руками ювелир, – на втором съезде РСДРП, в 1903 году, партия раскололась на желтошапочных и красношапочных, или меньшевиков и большевиков.
– Ну, это мы знаем, – сказал Кока.
– Да-да, – продолжил Тиц, – лидер меньшевиков Мартов утверждал, что цель истинного социал-демократа – реализоваться в джалу, Тело Света, или, как его еще называют, радужное тело. А Ленин говорил, что настоящий эсдэк может реализоваться в любое тело, хоть в безоболочно-осколочное, хоть в говно собачье – простите, цитирую. Тогда и произошел раскол. Меньшевики, большая часть которых была из Бунда, постепенно отошли от дел и организовали на Дальнем Востоке Еврейскую автономную область, на флаге которой изображена радуга. А большевики, как менее щепетильные и более радикальные – победили. А Тимирязев стал телом борща. Да вы на памятнике