Под звездопадами. Олег Кравченко
пакетами в руках, широкой улыбкой на лице и усталыми от бессонной ночи, проведенной в дороге, глазами.
Я знал, что он приедет, и ни капли не сомневался в этом, хотя многие и уверяли меня в том, что на этот год отец может и не появиться. С радостным криком лечу к нему со всех ног, перескакивая высокий порог моей комнаты и разбросанные по гостиной игрушки. Чувствую, как его большие руки, проворно забрасывая пакеты в коридор, подхватывают меня на лету. Старенькое, обшарпанное пальто отдает прохладой осеннего утра и терпким запахом химикатов, но я, не обращая внимания на запах и на росу, осевшую промеж грубого ворса, крепко обхватываю его шею своими руками.
– Ну, здравствуй! – приветливо обращается он ко мне, и улыбка не сходит с его губ, а только расплывается. – К завтрашнему дню готов?
– Привет! – я не просто готов, я ждал наступление завтрашнего дня уже полгода, ежедневно зачеркивая прожитое число в личном календаре, который прячу под школьными тетрадями в своем столе, ведь завтра мой день рождения. – Готов! – стараюсь более непринужденно ответить, как будто это ничего не значит, но слово вылетает из меня как-то чересчур бойко и радостно.
Сонные, в теплых пижамах, выходят из своих спален в коридор мать и сестра. На их лицах читается небольшая растерянность, как будто они еще не совсем скинули с себя ночные путы сновидений.
Отец осторожно ставит меня на ноги и крепко обнимает мать с Альбертой, прижимая их к себе.
– Здравствуйте, мои хорошие, – нежно, вполголоса говорит он, закутывая их в свои объятия. Отец осторожно целует маму в покрасневшую щеку и, немного склонившись, дотрагивается прохладными, еще не нагретыми после улицы губами до лба Альберты. – Как вы? – спрашивает он, уже снимая с себя пальто и вешая его на стальную вешалку с обломленным концом.
– Ты надолго приехал? – интересуется мама.
– Всего на несколько дней, не больше, – отвечает отец, скидывая ботинки, на подошвы которых налип добротный слой желтых листьев.
– Я думала, ты не приедешь. А как же работа? – на лице матери читаются испуг и тревога.
– А что работа? Куда она от меня денется? – шутит он, но потом выпрямляется во весь рост и крепко зажимает мамину руку своими руками. – Лана, ты, что, не рада мне? – его голос еле заметно задрожал.
– Рада, конечно, просто ты говорил, что с работы не отпускают и увольняют вас и… – она запнулась, – … и все такое…
– Это да, на работе действительно завал, я смог отпроситься только на пару дней. Получилось только за свой счет отпуск взять, но ничего, все равно я дома, с вами. Пробуду два дня, и обратно. Веришь, так не хочется уезжать, как подумаю об этом, так сразу и в дрожь бросает. Я мог взять оплачиваемые дни, но их выдавали только через два месяца, а здесь повод, как-никак Оскару-то уже десять исполняется, – отец снова поцеловал мать в щеку и что-то шепнул ей на ухо.
– Ребята! – он обратился к нам с сестрой