Африканская луна. Виктор Викторович Улин
поесть, к тому же я люблю запивать утренние сладости очень горячим кофе.
Зал был переполнен; за большинством столиков сидели компаниями и семьями, только я завтракал в изумительном одиночестве. Андреа пришла еще позже меня – как потом выяснилось, всю ночь они гуляли большой компанией – и ей не оставалось ничего, как присесть за мой столик.
Несколько минут мы ели молча. Она лизала какой-то джем и мусолила кусочек чего-то мясного, я наслаждался над огромной грудой пирожков, булочек и кренделей.
– И это все ты съешь один ?!– не выдержала наконец она.
– Конечно, – ответил я.
– Непохоже, – она засмеялась, намекая на мою комплекцию, не дающую повода к мысли об обжорстве.
Я тоже засмеялся, и пошел разговор. Потом наконец пришла жена, и стало еще веселее. Мы говорили в основном по-английски, иногда вставляя немецкие или русские слова там, где это было удобно.
В общем, за несколько минут, проведенных в течение завтрака, мы сделались совершенно своими людьми.
Потом несколько раз Андреа присоединялась к нашему обеду. Я неизменно пил за едой джин (об этом далее будет написано подробно). Андреа не верила, что в такую жару можно употреблять столь крепкий напиток, всякий раз требовала понюхать мой стаканчик и ужасно смеялась, выясняя, что я не соврал и там действительно джин. Сама же она пила слабенькое египетское пиво, разведенное еще и пепси-колой, но к концу обеда делалась совершенно пьяной. Вот что стоило отсутствие настоящей тренировки.
Впрочем, в Германии тренироваться-то особенно не на чем: пьют они в основном ликеры да шнапсы крепостью не более 32 градусов. Настоящую же хлебную водку «Doppelkorn» употребляют редко и тоже разводят какой-то шипучей гадостью.
Великий и могучий… НЕ РУССКИЙ язык
Итак, как я уже подробно описал, для жизни в отеле хватало минимальных знаний английского или немецкого языков.
Однако в процессе сравнительного употребления я заметил, что последний гораздо предпочтительнее для общения с обслугой. Язык великих мыслителей и романтиков словно бы создан для отдачи выразительных команд. Причем это можно делать достаточно вежливо – все равно эффект неизмеримо превосходит самую остро закрученную английскую фразу.
В отеле я дружил со многими египтянами и все они прекрасно знали, что я русский: они оказались хорошими парнями, и мне нечего было от них скрывать. Однако я замечал, что прекрасно знающий меня, русского человека, добрый и услужливый бармен из обеденного зала гораздо быстрее наливал привычную порцию джина, стоило лишь попросить об этом по-немецки.
И замешкавшиеся в очереди за горячим туристы неизвестного происхождения тоже весьма проворно расступались, позволяя взять из стопки чистую тарелку, услышав вежливую немецкую просьбу – хотя я и не был уверен, что они понимали мои слова.
А случай на экскурсии к пирамидам полностью подтвердил мою гипотезу о великой силе немецкого языка.
Это было внутри