Дар шаха. Мария Шенбрунн-Амор
гораздо более богатого криминального воображения, чем мое. На прощание Кир тепло потряс мне руку.
– Продумайте все это детально до конца и присылайте. Нам постоянно нужны толковые идеи. Поверьте, все хорошо придуманное непременно станет явью.
– Явью – это на экране?
– Ну да. А где еще может полностью воплотиться действительность?
Вечером я не удержался, погуглил этого Джейсона Льюиса. Особого сходства не уловил. На всех фотографиях этот Льюис или улыбался в объектив, или с вызовом смотрел в упор. Оно и понятно, актеру и модели приходится стараться для зрителя. А я могу позволить себе роскошь быть мрачным и не работать на публику. Утром во время бритья я уловил в зеркале эту ехидную ухмылку, понравившуюся продюсеру, и решил, что от нее точно пора отвыкать.
Уже без особых надежд договорился встретиться с вдовой Фаршида Мехди, подрядчика, который свалился со строящегося небоскреба.
Роскошная вилла Ясмин Мехди, как и мой собственный дом, как каждый второй дом в Лос-Анджелесе, состояла из стеклянных поверхностей с небесными сводами и водными гладями, отражающимися в них; разве что ее особняк соотносился с моим в масштабе десять к одному. Дверь открыл мажордом и проводил в мраморную гостиную. На диване размером с Иран сидела худая пожилая женщина с моложавым и словно замороженным лицом. Иссиня-черные волосы покрывал яркий платок.
– Так это вы знакомый моего дорогого доктора Ансари? – Придирчиво оглядела меня, едва заметно приподняв тонкие дуги подрисованных бровей. – А вы и в самом деле так хороши собой, как он уверял!
Я почувствовал себя Пипом перед мисс Хэвишем.
– Миссис Мехди…
– Мадам. Называйте меня просто мадам Мехди.
– Мадам Мехди, спасибо, что согласились встретиться со мной.
Мажордом внес поднос со сладостями и двумя маленькими стеклянными стаканами темного благоуханного чая.
– Доктор Ансари просил за вас, а я ни в чем не могу отказать дорогому доктору. Он сказал, что ваша семья верно служила семейству Пехлеви. Мы тоже всегда были среди самых близких им людей. Мы должны поддерживать друг друга в изгнании и несчастье. Расскажите мне о вашей семье.
Я постарался не смущаться ее откровенным разглядыванием.
– Мой прадед когда-то был врачом отца шаха Мохаммеда Пехлеви.
Мадам Мехди кивнула:
– И не только его. Врачом последнего каджарского шаха тоже. И создал в Тегеране госпиталь для сирот.
– Да вы о моем прадеде все знаете лучше меня, мадам Мехди. Дед мой, Михаил, хоть и родился и вырос в Тегеране, уже в 1950-х годах переехал в Европу. Он был журналистом. В 1969-м дед вернулся в Тегеран, но не прижился и через год вернулся обратно в Мюнхен на радио «Свобода».
– Так дед никак не был связан с династией Пехлеви?
– Никак. Он скончался в 1991-м. А мой отец, Артем, родился уже не в Иране, а в Вене в 1957 году. В Иране отец прожил только вот этот один 1969 год. Ему было двенадцать лет, и он учился в лицее Рази.
Мумифицированное