Проклятый мир Содома. Александр Борисович Михайловский
разряды: высший и низший. Высший разряд потом сможет стать племенными и боевыми лилитками, а низший, соответственно, слугами и мясом. Лет в одиннадцать-двенадцать проходит вторая сортировка. Высший разряд делят на племенных и боевых, а низший – на домашних слуг и рабочих. Рабочий разряд еще чуть позже делят на полевых рабочих и мясо. Мерзость это ужасная, но не знать я этого теперь просто не могу, потому что ангел-наблюдатель все время шепчет мне об этом в уши, как раз для того, чтобы я этого не забыл. В том числе и из-за этих безобразий Отец разгневался на местных содомитян и приговорил их к полному и безусловному уничтожению.
– Отче Александр, – спросил я, – неужели все содомитяне так безнадежно испорчены, что их требуется полностью уничтожить?
– Увы, сын мой, – вздохнул отец Александр, – когда мы отселяли их из мира основной последовательности, в Содоме нашелся всего один праведник, да и тот оказался племянником Авраама Лотом. За те долгие века, что содомитяне провели в полной изоляции, ситуация только ухудшилась. Но впрочем, сын мой, в силу данных тебе полномочий ты можешь помиловать любого, кто покажется тебе того достойным. Это я тебе обещаю.
Немного помолчав, он добавил:
– Хотя, думаю, что увидев воочию все безобразия, творящиеся в так называемых нижних землях, ты сам схватишься за меч Ареса и будешь карать тех несчастных так, что кровь людская заструится по улицам подобно весенним ручьям.
В ответ я только отрицательно покачал головой и произнес:
– Вы ошибаетесь, отче. Ведь я теперь не только капитан сил специального назначения ГРУ Сергей Сергеевич Серегин, жесткий и беспощадный борец с врагами России, но еще и один из членов представляющей единое целое магической пятерки, в которую, помимо не уступающей мне в жесткости Кобры, еще входят Колдун, Птица и Анастасия. А уж они-то как раз гораздо мягче меня, и точно не дадут мне сорваться в приступ ярости. И вообще, есть у меня такое чувство, что наше участие в этом конфликте должно быть минимизировано. Не чувствую я тут «своей» ни одну из сторон, а значит, и не ощущаю в душе никакого священного порыва защитить сирых и обиженных, и в то же время жгучего желания покарать супостатов. Попал бы я на кровавые поля сорок первого года – вот тогда, как всякий порядочный русский, обрадовался бы возможности найти достойное применение своему гневу и своим умениям. Чтобы за нами все цвело, а перед нами все горело, и плавилась бы серая броня изляпанных белыми крестами немецких танков…
– Погоди, сын мой, – прервал меня отец Александр, – возможно, ты еще и попадешь туда, куда так стремишься, ибо пути Отца неисповедимы. А сейчас тебе необходимо вскрыть и вычистить нарыв этого мира, который своим существованием отравляет другие, вышележащие миры. Считай себя скальпелем в руках Отца и не ропщи на обстоятельства; всему свое время и свое место. Ведь сейчас ты еще совершенно не готов к по-настоящему серьезному делу, ибо половина твоего войска ненадежна, потому что состоит из попутчиков-тевтонов, а вторая