Страшные сказки. …всегда рядом. Артём Урянский
она внимательно прислушалась. Снаружи не доносилось ни звука, только едва слышно булькал в аквариуме компрессор. Женщина потихоньку отлепилась от двери и сделала небольшой скользящий шажок к столу. Снова прислушалась. Сердце, казалось, колотится прямо в горле. Его удары гулко отдавались в ушах и заставляли подергиваться пальцы рук. Еще шажок. Тишина. Ей уже стало казаться, что все это ей померещилось, но тут в дверь осторожно постучали. Мария Аркадьевна метнулась к столу, схватила стул и в один прыжок достигла двери, с грохотом ее подперев.
– Ты там? – голос из-за двери казался уже каким-то другим, но принадлежал, несомненно, тому же самому существу, – конечно, там. Куда ж ты денешься.
– Ты кто? Что тебе от меня нужно? – женщина старалась говорить твердо, но от страха язык слушался плохо.
– Кто я? – голос изменился еще сильнее. Теперь он был не глухим и грубым, а скрипучим и дрожащим. Голосом древней трясущейся старухи. Голосом ее матери.
– Теперь ты меня узнаешь, Машенька? Узнаешь или нет? Я тебя спрашиваю! Отвечай немедленно!
Волосы на голове, да и по всему телу у Марии Аркадьевны встали дыбом. Ее мать умерла четыре года назад, и тогда она с облегчением подумала, что ей больше никогда не придется слышать этот дребезжащий скрипучий голос. Но сейчас она слышала его вновь. Это не могла быть ее мать. Кто-то просто морочит ей голову.
– Убирайся из моего дома! Кто бы ты ни был, немедленно убирайся! – по щекам текли слезы, а подбородок мелко дрожал, мешая выговаривать слова.
– Вот так-то ты благодаришь свою мамочку за все, что она для тебя сделала! Бессовестная девчонка! А ну-ка сейчас же впусти меня! – в дверь часто-часто забарабанили, словно тот, кто стоял по ту ее сторону, имел, как минимум, десяток рук.
– Пошла вон! Ты умерла! Я не хочу тебя видеть! Ты мне и так всю жизнь исковеркала! Убирайся! – Мария Аркадьевна понимала, что несет полнейшую чушь, поскольку мертвые не возвращаются, но остановить истерику уже не могла.
– Исковеркала жизнь, говоришь? О, да! – слова сменились лающим смехом, который, в конце концов, перешел в сухой надрывный кашель, – я всегда делала это с удовольствием. Особенно в последнее время. Ты представить себе не можешь, как приятно мне было смотреть на твое лицо, когда ты меняла мои загаженные пеленки и таскала меня в ванную. Я прекрасно могла предупредить тебя, что мне нужно в туалет, но специально не делала этого, чтобы ты страдала вместе со мной. Ведь не зря же я всю жизнь старалась не допустить того, чтобы ты покинула меня. Пришлось даже заставить тебя сделать аборт, чтобы тот выродок, которого ты произвела бы на свет, не встал между тобой и мной. Я бы все равно его убила, даже если бы ты и пошла мне наперекор до конца. Но ты не пошла. Не хватило духу. Как и у твоего бесхребетного папаши. Ты думаешь, что мы с ним развелись? Нет! Он повесился в платяном шкафу на собственном галстуке. Потому что я его заставила. Заставила его повеситься! Понимаешь?