Против неба на земле. Феликс Кандель
Ося. Алое, с наливной ягодой: хоть в рот, хоть на базар…
– Чего делаешь? – спросил унтер и дал тычка для острастки.
– Ты распорол, ты и сшей, – разъяснил Иоселе выстраданное, подсказанное свыше, и ошарашенный унтер побежал к ротному, ротный к полковнику, полковник – в штабную канцелярию. Вызвали Шпильмана к молодцу-генералу, вопросили грозно:
– Это ты «Иоселе – вбыв турка»?
– Я, ваше высокое благородие.
– Говори, чего умыслил?
Сказал Иоселе генералу:
– Состоявшееся однажды не исчезает. И пусть каждый солдат, отправляясь на войну, положит в карман своего мундира шишку, желудь, малое семечко. Мертвому не улыбнуться, не залечить раны на убитом…
…но там, где найдет смерть свою, там, где покроет его земля, вырастет со временем лесное дерево, садовое с палисадным. Сгинет плоть в непригожем месте, сгниют глаза во впадинах и языки во рту, но проявятся – убережением от забвения, эхом отшумевших народов – дубовый лес, яблоневый сад, сосновая роща, в которой прорастут грибы, поселятся птицы, натекут липкие смолы. Ландыши проклюнутся по весне. Липовый цвет. Колокольчики к лету. Поляны вскипят ароматами от предрассветной росы. Земля обновится, небо возрадуется – вот вам и польза от сражений…
– Мертвому не улыбнуться… – повторил озадаченный генерал, прошелся по кабинету из угла в угол, притворил дверь поплотнее от любопытствующих адъютантов: – Сам придумал?
– Мне подсказали, – сообщил Иоселе, а кто подсказал – не сообщил.
Генерал похмыкал-пофыркал, будто умыл лицо из пригоршни, почесал в недоумении бровь – мутновато для разумения, высказался таким образом:
– Во-первых, мы не собираемся воевать на своей территории, а озеленять чужие – не наше дело. А во-вторых…
Затосковал. Распушил красавицу-бакенбарду, которой повергал на уступчивость небалованных уездных дам. Спросил тихо:
– Чистое от нечистого – возможно ли?..
Спросил – сам на себя подивился.
– Возможно, – ответил Иоселе.
– Взойдет ли саженец?
– Взойдет, – снова ответил Иоселе.
Распушил вторую бакенбарду, руку положил на плечо солдата:
– Убитые, конечно, промолчат, но им бы это понравилось… Как, говоришь, твое имя?
– Иоселе.
– Нет ли у тебя, Иоселе, черешенной косточки?
Спросил – сконфузился.
– Есть.
– Нет ли семечка от райского яблочка?
– Найдется и семечко. Лучших сортов.
– Оба давай. Для надежности.
И упрятал в карман генеральского мундира.
– В лазарет его. На излечение.
Иоселе-печальника отправили в лазарет, уложили на койку, подержали месяц, промывая пользительными клистирами, по этапу переслали домой, истомленного-изможденного.
Там его не узнали:
– Ты кто?
Ответил:
– Иоселе – убил турка.
– Какого турка?
– Большого.