Прах (сборник). Андрей Фролов
догадался Илья.
– Что стоишь? – удивился Петр Алексеевич. – Давай, располагайся. Уверен, что после тюремной баланды ты не прочь побаловать свой желудок.
Илья почувствовал, как его рот наполняется вязко-теплой слюной. Невзирая на сосущую тревогу, которая не отпускала его с того момента, как «песочный» взял его к себе на катер, при виде такого обилия съестного у него буквально разбегались глаза. Нежно-розовые ломтики семги, запеченная в сметане и тушеными овощами таймень, покрытая золотистой корочкой курица, миска с крупными мидиями, сквозь полуоткрытые створки которых желтела пропеченная мякоть моллюсков, нарезанные свежие помидоры со сладким перцем, присыпанные душистым укропом, прозрачная вазочка, доверху наполненная красной зернистой икрой, поблескивающая влажной пленочкой, розетки с моченой красной смородиной, голубикой и малиной и многое другое.
– Ну, чего застыл? – усмехнулся Петр Алексеевич. Взгляд его опустился на брюки Ильи. – А чего в новое не переоделся?
– Не надо, – выдавил Илья. – Я лучше в своем.
– Что в кармане-то? – прищурился Королев.
Беглец опустил взор, наткнувшись на рыбий хвост, невозмутимо торчавший из левого кармана.
– Так, – неопределенно проговорил он и принужденно улыбнулся: – Энзэ.
– Я уже понял. Дай сюда.
Илья молча вынул из брюк задубевшую от соли рыбину и положил ее на стол. Петр Алексеевич с брезгливым видом взял ее кончиками пальцев, принюхался.
– Дерьмо, – сделал вывод он, швыряя воблу прямо на пол. – Если любишь сушеную рыбу, я тебя угощу такой, что за шиворот не оторвешь, особенно под пиво. У нашей тарани с икорки жирок капает, а ребрышки, если на свет смотреть, аж прозрачные.
Борис засмеялся, цепляя вилкой кусочек семги, а Илья молча смотрел на воблу, сиротливо валявшуюся на полу. У него неожиданно возникло ощущение, что ему только что смачно харкнули прямо в лицо. Как будто это хамло в расшитом золотом халате только что вместо рыбины вырвал из его груди сердце, кинув на пол, словно кость собаке. С отвращением бросил на пол его собственное сердце, вырванное из груди.
Илья хотел сказать, что не так уж он любит сушеную рыбу. Он хотел сказать, что не очень-то это вежливо – кидаться продуктами тем более если они чужие и тебе не принадлежат. Он хотел напомнить, что эта рыба – последнее, что было у несчастной старухи, когда она собирала его в дорогу, и сейчас она осталась вообще без еды, не считая жалкую кучку ягод, засохших до каменной твердости. Все это буквально рвалось наружу кипящим варевом, но усилием воли Илья сдержался.
Он будет играть по здешним правилам.
По крайней мере, ему придется. Хоть какое-то время.
– Садись, садись, – махнул рукой Королев, наплескивая в хрустальную рюмку водки. – Ешь и пей вволю. Давай, дружище. За твое освобождение.
Все трое звякнули рюмками.
Илья опрокинул в себя водку, зажмурясь с непривычки. Он не помнил, когда в последний раз употреблял спиртное, но сейчас у него возникло стойкое ощущение,