Московский пират. Николай Калиниченко
его ругали,
А он лишь молчал угрюмо.
Милицию вызывали,
Писали доносы в Думу.
И вот дождались, накликали
Беду, что давно витала.
Флейтиста – на время в клинику,
Ракету – в приём металла.
Наутро в подъезд загаженный
Явились медбратья дюжие,
Здорового быта стражники,
Вязать и спасать недужного.
Вломились, а он – на крышу,
В ракету, и люк захлопнул.
Потом приключилась вспышка,
И стёкла в подъезде лопнули.
Что было? Одни догадки.
Пресс-центр объяснить не может.
В газете писали кратко,
Мол, был смутьян уничтожен.
Но правды никто не знает,
Лишь только расскажут дети,
Что рыжий флейтист играет
Теперь на другой планете.
Конечно, детям не верили,
Но факт оставался фактом,
Случайно или намеренно
Чудак запропал куда-то.
Ушёл, а внизу остались
На кухнях пустые споры
И жизнь с эпилогом «старость»
Из длинной цепи повторов.
Работа, зарплата, отдых,
Орбиты колец кружение
И небо над крышей в звёздах,
Как вызов… как приглашение.
Билетик
Кончается время шикарных пальто
И шарфиков грубой вязки.
Я еду, похожий на сдобный батон
В своей пуховóй «аляске».
Но греет меня под пухóвой броней
И шепчет о будущем лете
На самый на первый трамвайчик речной
Потрёпанный серый билетик.
Пицца-поэзия
В коконе прогорклом никотиновом,
В стареньком потёртом пиджаке
Шёл поэт дворами и квартирами.
Шёл один, без музы, налегке,
Во дворах сугробы тлели рифами,
Оттепель облизывала льды.
Он плевался скомканными рифмами
В чёрные отверстия воды.
И от рифм, как бесы от причастия,
Разбегались живо кто куда
Грязные столичные несчастия,
И тогда светлела темнота.
А поэт гулял себе, отмеченный
Светом кухонь, запахом пивных,
И ему навстречу были женщины,
Но поэту было не до них.
Он искал пристрастно, жадно, искренно,
Верил, что живёт в Москве одна
Вечная немеркнущая истина,
Слаще мёда и пьяней вина.
Он прошёл Арбатом и Остоженкой,
Пил в Сокольниках и в Тушино бывал.
На Таганке ел коньяк с мороженым,
На Тверской просил и подавал.
Тасовал метро пустые станции,
Выпил всё и всех перетусил,
А потом устал, сошёл с дистанции
И обратно женщин попросил.
Он, как книги, женщин перелистывал
И уснул у лучшей под крылом,
А его ненайденная истина
Ела суши рядом, за углом.
Паладины истины ретивые,
Потружусь отметить вам мораль:
Алкоголь