Радикализация искусства. Избранное. Глеб Нагорный
зубы сегодня вырывать. Чтоб я помнил, как это делается, – проронил он, пропуская Флёра вперед.
– Мы в архив идем, да? – замешкался командируемый. – А я не буду там посторонним?
– Не, не будете, – смерив того оценивающим взглядом, отозвался магистр. – Вы там свой.
– А что с прививками? После архива?
– Зря сыворотку переводить? – опешил Эвтаназ и вдруг случайно запутался в шнуре фонендоскопа. – Да помогите же! – Флёр ухватился за шнур. – Не в ту сторону!.. Кх-кх… А-а!!! Угомонитесь же, наконец! Не в ту сторону, говорю, крутите! Дайте я сам… А то от вас пользы, как от клизмы во время диареи… Да отпустите шнур, наконец, малахольный!.. Кто ж в сторону закрутки дергает? Идиотина! И не трогайте больше. Палач!
– Извините. Только, по-моему, вы сами не в ту сторону крутились… Так почему, вы сказали, зря сыворотку переводить? – переспросил командируемый, отпустив шнур.
– А потому, что призрак, тем более – лингвистический, уже, как я говорил, само по себе – диагноз… А от этого прививок не бывает, – назидательным тоном объявил магистр, замедлил шаг, окончательно распутался, потер баклажанно-фиолетовую борозду, проступившую на шее, поправил фонендоскоп и как-то странно взглянул на ассистентку, задумчиво и безысходно взиравшую на колбу: – А с другой стороны, смотря что считать самоликвидацией… – Правда, Цир-р-розия? – Сказав это, Эвтаназ бросил тревожно-тяжелый взгляд на мензурки с колбой и вышел. Флёр устремился следом.
Циррозия посмотрела на баночки с лекарствами, стоящие на столе магистра, лениво развернула одну из бумажек, лежащую рядом с какими-то пилюлями, и прочла:
«Инструкция по применению препарата «Дифлюкан» (информация для потребителей).
…не принимайте Дифлюкан, в случае если у Вас в прошлом были аллергические реакции на Дифлюкан…
если Вы сомневаетесь или Вам непонятно, почему Вам назначен Дифлюкан, обратитесь к врачу…
противопоказания неизвестны…»
Далее ее беспомощный взгляд зацепился за одну из баночек – со странной, с каким-то двойным смыслом, этикеткой «Отпуск только по рецепту врача». Ассистентка магистра ошеломленно дернула огнистыми бровями, затравленно шепотнула: «Напишут, а нам гадай, что они, фата-морганы, имели в виду», – взмахнув рыжестью ресниц, боязливо взглянула на дверь, втихаря налила спирта, выдохнула, хлопнула…
…И содрогнулась.
Творитель и Миротворец
В подвале архива было темно, сыро и неуютно. Пахло мышами, тревогой и безнадежностью. Камеры до предела были набиты «душеотказниками». Из-за дверей доносились истерические повизгивания, безумный хохот, бормотанья и надрывный кашель.
По освещенному тусклыми лампочками коридору подвала бродили медбратья и санитары-опекуны с волосатыми мощными запястьями, испитыми лицами с рыжиной на подбородках и «серебряными» нитями в виде катетеров. Характерный запойный загар, которого не добиться ни в одном солярии, покрывал