HOMO Navicus, человек флота. Часть вторая. З. Х. Травило
прав! Тряска не прекращалась. «Ну, сейчас я тебе у…!» – Косточкин перевернулся, прицеливаясь в глаз негодяю, махнул рукой, попал! И увидел контр-адмиральский погон. «Бред начался!» – мелькнуло в сознании…
Нет, все было прозаически.
Вечером замкомбрига, уходя на сход, оставил за себя новенького зама. Жеку об этом не предупредили ОВРа.
В воскресенье утром приехал ЧВС флотилии, а его никто в десять утра не встречает.
– Кто старший? – лейтенант Косточкин по журналу.
– Проводите меня к нему! «Я хочу видеть этого человека!» (С. Есенин) Проводили. Дальше вы знаете.
Жека как был, в трусах и без фуражки, вскочил и отдал честь.
– Лейтенант, что у вас с губой?
– Герпес, товарищ адмирал!
– А почему спите и не встречаете начальство?
– Температура!
– Лейтенант, если у тебя нет температуры, я тебя на этом тральщике сгною! Ты умрешь здесь, сволочь! Меня на «х» послать!
– Виноват, не разглядел!
– А ты еще и видишь плохо? Флагманского врача сюда! Температуру мерить! Ну и гнусная рожа! Сгною!
Нагреть градусник – дело нехитрое. Нагрел до сорока двух.
– И как мы еще с подобными офицерами служим? Хворь вечно больного найдет, – воскликнул ЧВС, запомнив фамилию, и убыл. Поверил, но запомнил. А ты не верь!
Жека вздохнул облегченно – пронесло, и лег спать. Он начал превращаться в настоящего ОВРовца.
Южнее
А кто такой настоящий ОВРовец, я вас спрашиваю? Что, слабо ответить? Мне тоже слабо, но я попытаюсь. Это человек, плюнувший на все, кроме службы. Он знает, что ничего не светит, но внутренний стержень держит его в струе. И в динамике. Он не ждет ничего. У него нет будущего, только настоящее. Офицер. Фаталист и философ. Стоик. И сам себя веселит – а что еще остается?
Многое и многих видывала камчатская ОВРа, но таких, как Косточкин, не встретилось.
За Жекой следил сам ЧВС.
– Что? Комбрига подводников 6 ноября после совещания в базу доставить? А где этот Косточкин? Пусть он и идет. Нечего таким мудакам 7 ноября в Петропавловске делать! Замкомбрига Бардадым (это настоящая фамилия, а не ругательство), давал команду. Бросив молодую жену, Жека мчался на тральщик.
Закалка продолжалась. Кто же знал…
Стодвадцатикилограммовый комбриг нашей бригады, шевеля усами, взбежал на трап… Гнилые доски, оструганные лишь сверху и создававшие иллюзию новизны, не выдержали…
Смотреть, как тонет адмирал, сбежалась вся бригада. Спасибо мичману-овровцу, спустился, обвязал концом, вытянули. Минут через пятнадцать. А вода холодная! И фуражку достали, адмиральскую. Все в говне и в мазуте. И адмирал, и фуражка. Понятно, баню согрели, спортивный костюм нашли, маты записывали аж шесть часов, вина и спирта лишились месяца на четыре – комбриг выпил для сугреву…
Понятно, Косточкин всему виной…
– А давайте их месяца на два на брандвахту, в Бечевнику, а потом на рыбоохрану? Все не в базе, а