Одна история. Джулиан Барнс
толстая щетина, снаружи – тонкий подшерсток.
– Ты подохнешь раньше меня, – сообщил я и вразвалочку пошел прочь, стараясь разозлить старика еще сильнее.
Нынче, в зрелые годы, я вижу одно из своих человеческих предназначений в том, чтобы создавать у молодых иллюзию, будто я им завидую. Нет, в каком-то смысле я действительно им завидую, потому что, грубо говоря, подохну раньше, но в других отношениях – нисколько. И при виде влюбленных парочек, вертикально переплетенных где-нибудь на углу или горизонтально переплетенных в скверике, на расстеленном одеяле, мне больше всего хочется их защитить. Не пожалеть, а именно защитить. Хотя они вовсе не нуждаются в моей защите. И все же (вот курьез) чем более демонстративно их поведение, тем сильнее мой душевный отклик. Мне хочется защитить этих ребят от напастей, которые, по всей вероятности, готовит для них этот мир, а также от тех, что они, по всей вероятности, навлекут друг на друга сами. Но такой возможности я, конечно, не имею. Моя забота никому не нужна, а их самоуверенность граничит с безумием.
Я даже гордился тем, что завел роман – видимо, наиболее одиозный, с родительской точки зрения, из всех возможных. У меня нет желания – особенно на этой поздней стадии – выставлять родителей этаким жупелом. Их чета была продуктом своего времени, возраста, социальной среды и генофонда – точно так же, как и я сам. Они не сидели без дела, не опускались до лжи и своему единственному чаду желали только добра. Те недостатки, которые я у них находил, в другом ракурсе представали достоинствами. Но в ту пору…
– Привет, мам, пап, должен вам кое-что сказать. Если честно, я голубой, как вы, наверно, уже догадались, и через неделю улетаю на отдых вдвоем с Педро. Да, мама, это тот самый Педро из нашей Деревни, твой парикмахер. В общем, он поинтересовался моими планами, а я спросил: «Какие будут предложения?» – и пошло-поехало. Мы с ним летим в Грецию, на остров.
Представляю, как были бы убиты мои родители, которых всегда тревожила людская молва, как они замкнулись бы на время в четырех стенах, чтобы за закрытыми дверями обсудить этот болезненный вопрос и обрисовать для меня грядущие сложности, а по сути дела – отражения их собственного смятения чувств. Но потом, решив, что времена меняются, они бы героически приспособились к такому неожиданному повороту событий, и мама только задалась бы вопросом: прилично ли будет ей и впредь записываться на стрижку к Педро, и в конце концов – самое ненавистное – наградила бы себя почетным знаком за новообретенную терпимость и одновременно вознесла бы хвалу Господу (в которого не верила) за то, что ее бедный отец не дожил до этого дня…
Да, все бы как-то устаканилось, пусть и не вдруг. Равно как и в том случае, если бы события развивались по иному сценарию, не сходившему тогда с газетных полос.
– Привет, родители, это Синди, моя девушка, и даже, как вы сами видите, более того: через пару месяцев она станет мамочкой. Да вы не волнуйтесь, у нас это произошло за воротами школы, и Синди уже достигла возраста