Ледяные коньки. Серия «Очень маленькое созвездие». Ольга Апреликова
золотой фонарь. Заплакать? Он лишь еще посмотрел за окно (лабиринты бесприютных темных уличных пространств) и аккуратно закрыл тетрадку и книжку. Еще аккуратнее и медлительнее убирал ручку в пенал…
Наконец здравый смысл обрушился. С грохотом. Вздрогнув, он решился:
– Самый последний раз. Если не получится – значит, больше никогда.
Стало легко дышать, и, сдерживая нервный смех, он потихоньку выложил из рюкзака в парту учебники, спрятал туда же телефон, по которому его могли бы отследить. Рюкзак пригодится… Девчонки шептались и повизгивали, пацаны просто носились между партами и радовались детству – никому до него не было дела. Подрагивая от волнения, он прошел сквозь их игры в раздевалку продленки, не скрываясь, переобулся и достал куртку. Если будет Путь, то никто не перехватит и не остановит, и прятаться смешно. Он вышел из коридора продленки. Пока шел по длинному этажу мимо закрытых классов, ему никто не встретился, и, хотя это была хорошая примета, он даже дышать боялся. На первом этаже пахло булочками с корицей, которые пекли в столовой на завтра – он поморщился от голода, но тут же об этом забыл. Когда крался мимо исцарапанных зеркал у выхода, что-то отразилось там непонятное, в синих искрах. Внезапно, заставив его дернуться, продребезжал звонок. Он приостановился – да что там в зеркале может быть? Он сам только, раскрасневшийся заморыш с дикими глазами. С первого взгляда понятно, что чокнутый. У выхода никого не было, ни охранника, ни уборщиц… Пожав плечами, он подкрался к двери – но входную дверь забыли запереть! Псих внутри встал от счастья на голову и задрыгал ногами. Он и сам бы так порадовался, если б не спешил. И снаружи – никого!
В лицо хлестнуло мокрым снегом и сумерками раннего вечера. Он перебежал площадку, в кустах оглянулся: желтые и черные ряды окон школы глядели на него с мрачным удовольствием, словно это заведение радовалось, что он уходит. Он отвернулся, застегнул куртку, почему-то всхлипнул и побежал сквозь кусты к улице.
Темнело, хотя не так уж и поздно. Ноябрь. Он заскочил в подкативший дребезжащий трамвай, насчитал и отдал монетки растрепанной злой кондукторше, встал на задней площадке. Вокруг отстающих фонарей метался снег. Он смотрел на него так долго, что закружилась голова. Тогда он закрыл глаза и сосредоточился. Старый трамвай бренчал всеми своими железками, а на поворотах виновато дзинькал звонком. Дорога была. Трамвай вез кое-как, но куда надо. Бусина дня стала фиолетовой с золотом, совсем волшебной и тяжелой, будто в ней и вправду сгустилась тайна. Эта тайна торопила, ликовала, и хотелось выпрыгнуть из бессильно погромыхивающего трамвая и помчаться бегом. Хладнокровным змеем стало все труднее притворяться, и он глубоко вздохнул. Может, он правда боится жизни, выдумал себе утешение, а на самом деле нет ни Зова, ни Золотого Пути, и волшебных лесов тоже не бывает? Он все придумал и верит теперь в это, как слабовольный дурак… Но откуда же тогда это чувство правды, поющее в душе, как золотой горн?
На вокзал