Абсурд. Виталий Лнонидович Запека
шанс получить пожизненный срок, а не расстрел, то предложение о помощи в быстрой и почти безболезненной смерти отменяется. Алекс растерянно поблагодарил своих товарищей по заключению. В тюремной жизни свой кодекс правил и морали. До этого его убийство воспринималось как милосердие, теперь же, как просто убийство. Среди сокамерников были сострадательные убийцы, но просто убийц не было.
Алекс поразился логичности и мудрости тюремных законов. Контраст, с происходящим за пределами камеры, поражал. Чтобы отвлечься от своих горьких мыслей, он некоторое время размышлял над этим. Поймав себя за тем, что снова думает без разрешения и отнюдь не о том, что по словам наглого молодого прокурора разрешено, засмеялся в слух. Сокамерники с тревогой посмотрели на него. Алекс махнул им рукой, успокоил. Думать, о чем он хотел, было его маленькой победой в этом абсурде.
– Если почувствуешь, что сходишь с ума… Тогда да… только успей предупредить… Тогда конечно… – Только и сказал старший камеры.
Алекс благодарно ему кивнул головой. Он не сошел с ума. Он мог думать.
*****
Неделя тянулась очень долго. Но и эти семь дней прошли.
Доставка Алекса на следующее заседание суда ничем не отличалась от предыдущего раза. Огромное количество конвоиров, строгие меры предосторожности, автоматы со всех сторон. Все, как один, направленны в грудь Алексу. Ранний выезд, до завтрака. Разве что, как показалось Алексу, сквозь малый обзор видимой улицы окошка «воронка», толпа была чуть неистовей, да и самой толпы было больше. Удалось разглядеть новый плакат – фото Алекса за клеткой суда с надписью: «Он думает, что он думает! Но народ думает – казнить». Алекс больше не смотрел на видимое из окошка. Вид на свободу не радовал.
Похоже, что процесс над ним становился все популярней. Фотографов перед заседанием стало гораздо больше. Алекс отвернулся от них к стене своей клетки. Пока его вели к Главному залу едва не ослеп от фотовспышек, а сейчас фотографы неистово щелкали своими камерами еще ближе, еще наглее. Для них он был музейным экспонатом, диковинкой в клетке. Такая бесцеремонность раздражала, была унизительной.
К его счастью, вскоре, судебный распорядитель вместе с приставами выгнали фотографов из зала.
Хлынувшая, навстречу уходящим фотографам, толпа, стремилась занять лучшие места. Безжалостно давились упавшие, рвалась одежда – борьба за свободные места была не шуточной. Алекс видел, что даже было занято место с надписью «свидетель», предназначенное Марии. Но судебный пристав вовремя заметил нарушение, наглец был изгнан. Приставу пришлось оставаться возле этого кресла стеречь, так как туда тут же попытался сесть еще один наглый зритель.
– Тащите сюда эту долбанную свидетельницу быстрее. – Услыхал Алекс его вопль. – Иначе мне скоро придется отстреливаться!
От негодования, из-за такого обращения к его любимой девушке, Алекс сжал кулаки. Ему хотелось врезать приставу, но естественно, из-за прутьев своей клетки, ничего не мог поделать. Ощущение полной беспомощности еще больше усилили