Сталкер. День саранчи. Александр Петров
оставалось загадкой. Может, действительно, был Геша хорошим помощником? Кто ж знает.
Бармен поманил меня пальцем, отворил боковую дверь и юркнул вниз. Там обнаружилась лестница с обтянутыми линолеумом ступенями, ведущая к массивной двери, запирающей секретный кабинет Бармена. Все особо важные дела он решал там. Конспиратор, тоже мне. Бармен спустился первым, шустро набрал код и стал открывать. Судя по толщине, дверь должна была выдержать прямое попадание ядерного боеприпаса, не иначе. Он прошёл внутрь, зажёг свет и обернулся.
– Ну? Не томи уже!
Я вошёл следом. Комната примерно семь на семь метров, небольшая лампочка под низким потолком, серые не крашеные стены, со следами старой штукатурки. И несколько стеллажей, где видно хранилось нечто ценное. Ни мебели, ни удобств. Одним словом, секретная подсобка.
– А деньги где? – спросил я, стаскивая с плеча рюкзак.
Бармен насупился.
– Ты считаешь, я тебя обманываю? – недовольно пробурчал он и покачал головой. – За шкурника меня держишь?
– Ладно тебе, не кипятись. Я же только так сказал. Чтобы разговор поддержать. А вот, кстати, и предмет нашего разговора.
Я расстегнул специальное боковое отделение рюкзака и вытащил запечатанный пластиковый цилиндр. Бармен, как только его увидел, сразу расплылся в блаженной улыбке.
– Ах, ты ж моя радость!
Его радостью была весьма странная для простого обывателя живность. В Зоне её называли «гобелен». Маленькая ящерица, размером сантиметров пятнадцать, экземпляры больше ещё ни разу не попадались. Шустрая и агрессивная, если попробуете с ней подружиться. Не советую. Мигом тяпнет за палец или ещё за что по существенней, а зубки у неё дай бог каждому. Говорят, стальной собачий поводок изгрызает. Лапок у неё шесть, поэтому бегает она, будь здоров, да и водится только на окраине Припяти. И стоит около шестидесяти тысяч евро за штуку. В начальной стоимости. А всё дело в её редкой шкурке.
Она имеет довольно интересную структуру, не рвётся, не протыкается и тянется, как мягкая резина. Насколько я помню, учёные мужи уже три года пытаются разгадать секрет этой шкурки. И платят за живой образец приличные деньги, особенно, всякие там западные исследовательские институты и фонды. Беда только в том, что «гобелен» крайне редкая и относительно молодая фауна в наших краях. Немногим повезло поймать хотя бы одного. Мне довелось трижды. Собственно говоря, именно поэтому я и получил своё прозвище – Ягуар. Наверное, по причине везения в ловле ящериц, ну и по некоторым физиологическим особенностям, из-за которых меня ещё иногда зовут тёмным.
«Гобелен» был в пластиковом цилиндре-контейнере, но не шевелился, покачиваясь в специальном растворе. Пришлось спрыснуть ящерицу спреем с мощной дозой транквилизаторов, отчего она казалась сдохшей.
– Слушай, а…
Сомнения Бармена были мне вполне понятны.
– Она живая, просто спит. Только замки сразу не открывай.
– Это ещё почему? – он прищурился.
– Наглая сволочь попалась. Чуть мои берцы не сожрала.
Бармен