Девочка по имени Хочу. Михаил Александрович Самарский
в тот же день ближе к вечеру. Курьер передал коробку домработнице и попросил вручить её лично Виктории Александровне. Домработница подошла к комнате Вики, оттуда доносилась громкая музыка. Она постучала один, затем второй раз и, не дождавшись ответа, приоткрыла дверь. Девушка под громкую музыку танцевала среди разбросанных по комнате вещей. Одета «царевна» (как мысленно называла её пожилая женщина) была лишь в нижнее белье – кружевной лифчик, трусики темно синего цвета с белой каёмкой, на ногах вызывающее блестели серебристые туфли на высоком каблуке. Темно-каштановые волосы девушки рассыпались по спине. Увидев голову домработницы, она замерла и грубо спросила:
– Чего тебе?
– Виктория Александровна, – женщина протянула девушке золотистую коробку с надписью valentine и виновато добавила: – это вам просили передать.
Виктория, абсолютно не стесняясь своего вида, виляя бедрами, подошла к двери и взяла в руки коробку, открыла крышку и улыбнулась во весь рот:
– Могут же, когда хотят, – хмыкнула девушка, потом перевела взгляд на домработницу и сказала, – хватит пялиться, можешь идти.
Женщина затворила дверь с обратной стороны, покачала укоризненно головой и тяжело вздохнув, направилась к лестнице.
Позже этим днем, Вика в рваных джинсах, конверсах и куртке-косухе сбежала вниз по лестнице и, столкнувшись с матерью на выходе из дома, небрежно бросила:
– Ма, я погулять поеду c Машкой.
– Вика, постой, – Ольга Юрьевна взяла за руку дочь и посмотрела ей в глаза, – я хочу с тобой поговорить, это много времени не займет. Пойдем в кабинет, пообщаемся, – женщина махнула головой в сторону кабинета.
– Ну, мама, в другой раз нельзя? Меня же ждут, – захныкала девушка.
– Нельзя, – настаивала Ольга Юрьевна и увлекла дочь за собой, – ты мне всегда говоришь: в другой раз.
Они вошли в кабинет, девчонка плюхнулась на кожаный диван, подобрав под себя ноги прямо в кедах, а мать села в кресло напротив, закинув ногу на ногу.
– Вика, да, школа закончилась, – начала она – но это вовсе не означает, что можно расслабиться. Ты же знаешь, теперь предстоят экзамены, и мне не нравится, что ты совершенно к ним не готовишься, – сказала мать.
– Ну, началось, – девушка закатила глаза, – мама, ну, что ты переживаешь за эти экзамены? Тебе что, больше не о чем думать? Папа сказал, что все решит. Сдам я их, и все будет хо-ро-шо, – она с ехидцей произнесла последнее слово, выделяя каждый слог.
Виктория заправила прядь волос за ухо и посмотрела в окно.
– Папа-то решит, я не сомневаюсь, – усмехнулась мама, и нахмурив брови, добавила: но, надеюсь, ты понимаешь, это не ему нужно, а прежде всего тебе.
– Мама, ну зачем ты вот сейчас начинаешь читать мне мораль? Я же тебе сказала, что меня ждут. Неужели это так важно, говорить об этом именно сейчас? – девчонка раздраженно махнула рукой и пренебрежительно взглянула на мать.
– Вика, дорогая, ты уже взрослая девушка, давай поговорим откровенно, – женщина покачала головой, – меня очень расстраивает то,