Отцовский крест. Скорбный путь. 1931–1935. Софья Самуилова
старшему Синицыну, другую вернули. Они были очень огорчены, но, кажется, это было скорее разочарование, чем беспокойство. Просто им очень хотелось увидеть своих, они всю дорогу и еще задолго до поездки мечтали об этом, а не получилось; худшего они не имели в виду.
Соня долго стояла в сторонке, украдкой поглядывая на вдову и сироту, которые еще не подозревали, что стали ими. Может быть, нужно сразу сказать им правду, или пусть они еще сколько-то времени ее не знают? Наконец, девушка ушла, так и не определив, что правильно, – не хватило решимости сказать.
Нам неизвестно, что чувствовали и как держали себя оба молодые священника в свои последние минуты. Родные и вообще близкие погибших, безусловно, тяжело переживали это событие, но с христианской точки зрения кончина их была блаженной: они удостоились принять ее на пасхальной неделе, да еще вскоре после причащения Святых Тайн.
Несколько позднее освободили Зюкова, одного из обитателей двенадцатой камеры. Радовались за него бескорыстно, так как этот случай не мог ни в ком вызвать надежды на повторение. Освободили его по ходатайству старшего сына Чапаева, Александра, которого батюшка спас в 1918-м году. Тогда Зюков служил в том селе, где жила семья Чапаева. Чапаевы даже занимали большую часть священнического дома, где семье священника была оставлена всего одна комната.
Как-то ночью в село ворвались белые. Неизвестно, где спряталась жена Чапаева, а детей кто-то направил к батюшке. У него самого была куча ребятишек, они спали вповалку на полу. Испуганных маленьких гостей уложили между ними. Когда белые, обыскав весь дом, зашли в эту комнату, им оставалось только посочувствовать, что у батюшки такая большая семья, и что детям так тесно спать.
Спустя двенадцать лет Александр Чапаев вспомнил этот случай и, в свою очередь, спас своего спасителя.
В 1931 году в Саратове был посвящен для Пугачева новый епископ, как и митрополит Саратовский, тоже Серафим. Это было и радостно, и горько, – значит, «в верхах» потеряли надежду на возвращение епископа Павла. Характерны для обстановки и психологии тех лет слова, сказанные митрополитом Серафимом при наречении нового епископа: «Посылаю тебя на крест. А с креста не сходят – с креста снимают».
Глава 5. «Отец недоразумение»
– У меня в новом соборе священники золотые, – сказал как-то епископ Серафим.
– Разве только по цвету, – смиренно ответил о. Петр, намекая отчасти на каштановые с золотистым отливом волосы о. Константина, а в основном – на свои ярко-рыжие, огненные волосы и бороду.
Смирение его было глубоким и неподдельным. Он никак не хотел, чтобы его считали настоятелем, хотя это было естественно и по возрасту, и по старшинству хиротонии, и по тому, что о. Константин занял место отца, т. е. был назначен на второй штат. Это приводило иногда к шутливым препирательствам. О. Константин, как и другие, даже величавого и авторитетного Моченева чаще всего называл просто отцом Александром. Но теперь ему очень хотелось,