Радости Рая. Анатолий Ким
я отвечал, якобы покаянно всхлипывая:
– Почему это я не знаю, что ищу? Очень даже знаю, – лукаво отвечал я, лежа под кроватью: уж очень не хотелось мне на точке 1990 года выглядеть полным идиотом – да еще и с голой задницей.
– Ты же, сыночек, смысла жизни ищешь.
– Ничего подобного. Я ищу трусы, которые упали под кровать.
– Какие еще трусы?
– Мои трусы, зовут Феофофан.
– Они что, множественного числа, но с единственным именем?
– Ну да, в их роду обычно две дыры для ног и одна, побольше, с резинкой, – для брюха.
– Всего две дыры для ног. А для меня, стало быть, пришлось бы их делать целых восемь?
– Верно, папаша, – продолжал я уводить разговор в сторону. – А как бы мы их назвали, эти твои трусы в восемь дырок?
– А как?.. – В округлом, как ванна-джакузи, доверху наполненная янтарным вином, осьминожьем глазу горел инфернальный огонь любопытства.
И в обсуждении десятка имен, которыми можно было наградить гипотетические трусы для Гаргантюа, он забыл про убийственный и постыдный для меня вопрос о том, можно ли найти смысл жизни, если ты его никогда не имел и, стало быть, никогда и не терял.
Но Феофофана таки я нашел и, торжествующе сжимая трусы в кулаке, вернулся на лабораторную кровать к Лиз Ричмонд. Она тоже была голая – но Лиз, отвернувшись к стене, горько плакала.
– Надоели мне все острова на свете, – всхлипывая, сообщила мне научная сотрудница. – Надоело мне всю жизнь изучать восьминогого монстра размером с одного из двух братьев-небоскребов в Нью-Йорке. Тем более что эти братья все равно скоро рухнут, как песочные башни. Не хочу изучать райское счастье самых больших монстров на земле, а хочу изучать райское блаженство самых богатых людей на земле. Для этой цели беру тебя с собой на материк в Америку, потому что на материке, а не на островах, обитают самые большие богачи.
– Но Американский континент, Лиз, тоже остров, состоящий из двух половинок.
– Наплевать. Ты поедешь со мной?
– Хорошо. Поеду. А Гаргантюа?
– Пусть отдыхает.
– Я не навязывался к вам в компанию, – обиделся гигантский осьминог. – Кажется, это вы меня пригласили, а не я вас, козявки.
– Извини, отец! Ты совершенно прав, – примирительно говорил я, одной рукой зажимая Элизабет Ричмонд рот, а другой рукой направляя елдорай в то место профессорши, в котором она была не столь стервозна и самоуверенна, как все интеллектуальные американки, а наиболее лояльна. – Дело в том, отец родимый, что некоторые умы полагают, будто наивысшая радость бытия, или, по-другому, смысл жизни известен только тем, кто больше других размером и кто находится на самом верхнем уровне пищевой цепочки. А другие считают, что смысл жизни никакого отношения к размерам не имеет, а исключительно связан с качественностью таких его частей, как голова, а точнее – мозги в этой голове, или как система полового размножения. То есть яички и елдорай с одной стороны