Тихая Химера. Улитка. Очень маленькое созвездие – 2. Ольга Апреликова
нырял в милую бархатную тьму. На самое дно. Еще чуточку, и якоря эти станут такими тяжелыми, что проломят корку дна, и он окажется в той самой пещере, где танцует ленивый и стремительный золотой змей, и откуда никто и никогда не сможет его извлечь…
Страшный вдруг исчез. Вместе с гнетом и ненавистью. Черный воздух посветлел, дышать стало не так страшно. Его не стало близко, не стало его появлений, скидывавших Юма во тьму. Изредка появлялся равнодушный Кааш с холодными руками и брезгливым ртом, выговаривающим непонятные медицинские слова. Но и он больше словно бы ничего не хотел от Юма. Перестали носить в белую комнату с внутренностями на экранах. Оставили в темной комнатке. Кааш приходил, вгонял очередную порцию лекарств и питательных веществ в вену, что-то говорил непонятное и уходил. А затаившийся, удивленный покоем Юм лежал на дне и спал. Сперва жадно и нетерпеливо спал, спал и спал, ни о чем не думая и просыпаясь лишь на момент инъекции. Его никто, кроме на несколько мгновений появлявшегося Кааша, не трогал и не тревожил, все вокруг было полутемным, теплым и мягким. Его перехитрили? Дали его черное одеяло, позволили заползти в убежище и отлеживаться. И никто не собирался его силой оттуда выковыривать.
Инстинкт жить поднял голову, осмотрелся и быстро завладел всем полубессознательным существом Юма. Спящее глупое существо, больное животное, которое перестали мучить, ощутило теперешнюю безопасность, и потому эликсиры из шприца Кааша наконец-то подействовали. Детские глупые, тоненькие нервы поверили этой безопасности – и в какой-то момент Юм вдруг воскрес. Выспался. Очнулся и, не понимая ничего, увидел темную, как пещера, маленькую комнату. Очнулся по-настоящему. Со всем своим умом, с полной памятью, ненавистью к себе и страхами. С пониманием, кто он такой и почему с ним это все произошло.
Сколько-то долгих суток он, ослабевший, как дохлый червяк, пролежал в привычной и уже словно бы не отделимой от него головной боли, постепенно переплывая от дремоты к скуке и бессоннице, терпя ноющий холод в кистях и ступнях и жажду, перебирая в голове видения и воспоминания, почти не шевелясь, затаившись, переживая приходы нянек, которые как-то очень мгновенно обтирали его с ног до головы гигиеническими салфетками и перестилали простыни. Юм притворялся, что его нет в этом жалком тельце. И Кааш все так же появлялся лишь на несколько мгновений – Юм захлопывал глаза – и не задерживался, иногда только, сделав укол в вену, тоже, как няньки, быстро и брезгливо обтирал Юму лицо мокрыми салфетками, от которых остро и противно пахло лекарством. Иногда и одеяло поднимал и обтирал коченеющему от стыда Юму грудь, клал слева ладонь и слушал, как булькает сердце.
Юм сильно потел после этих уколов. Спина чесалась… А не пошевелиться… И попить бы… У нянек попросить? Он не решался. Маленькая темная комната, в которой была лишь его мягкая уютная кроватка со специальными