Лоцман. Джеймс Фенимор Купер
проваливают! Вам было приказано бить тревогу, если какой-нибудь неприятельский отряд высадится на берег, а не задерживать мирных подданных, направляющихся по своим законным делам.
– Прошу прощения, ваша честь, – возразил сержант, – но эти люди вроде чего-то высматривали вокруг дома. При этом они подальше обходили то место, где до нынешнего вечера стоял наш часовой. Даунингу это показалось подозрительным, и он задержал их.
– Даунинг дурак, и пусть он лучше так не усердствует. Что вы сделали с этими людьми?
– Я отвел их в караульную, в восточном флигеле.
– Тогда накорми их, слышишь! И хорошенько напои, чтобы не было жалоб, а потом отпусти!
– Слушаю, ваше благородие! Но среди них есть один такой бравый… ну настоящий солдат! Может, мы уговорим его завербоваться, если продержим здесь до утра… Судя по выправке, сэр, он уже служил.
– Что ты говоришь? – воскликнул капитан, настораживаясь, словно гончая, учуявшая след. – Служил уже, говоришь?
– По всему видно, сэр! Старого солдата не проведешь. Я думаю, он только переодет под матроса. Да и место такое, где мы его поймали… Хорошо бы нам задержать его да привязать к себе по законам королевства!
– Замолчи, мошенник! – сказал Борроуклиф, вставая с места и нетвердыми шагами направляясь к двери. – Ты говоришь в присутствии будущего верховного судьи и поэтому не должен легкомысленно упоминать о законах. Но в твоих словах есть смысл. Дай мне руку, сержант, и веди меня в восточный флигель. Я ничего не вижу в такую темную ночь. Боевой офицер всегда должен проверить свои посты, прежде чем играть вечернюю зорю.
После попытки превзойти в учтивости хозяина дома капитан Борроуклиф удалился для выполнения своей патриотической миссии, с дружеским снисхождением опираясь на руку подчиненного.
Диллон остался за столом один, пытаясь выразить таившиеся в его груди злобные чувства насмешливо-презрительной улыбкой, которую увидел только он сам, когда в большом зеркале отразились его угрюмые и неприятные черты.
Но мы должны поспешить за стариком полковником в келью.
Глава X
Они светились тихой добротой — Лучистые и нежные глаза. Их взор, казалось, все кругом ласкал. То Гебы он веселием сиял, То грусть ложилась тенью меж бровей, То заблестят они, то вновь темней. И каждый взгляд всех прежних был милей.
Западное крыло обители Святой Руфи, или монастыря, как все называли это здание, сохранило мало признаков своего первоначального назначения. В верхнем этаже по обеим сторонам длинной, низкой и темной галереи было множество комнатушек, которые прежде, вероятно, служили кельями монахинь, обитавших, как рассказывали, именно в этой части монастыря. Но первый этаж еще лет сто назад был перестроен на новый лад – с сохранением, правда, кое-каких черт старины, – дабы удовлетворить всем требованиям комфорта, как его