Очень маленькое созвездие. Том 2. Тихая Химера. Ольга Апреликова
белые кружочки теплых живых звездочек внутри, нарисовал вокруг зверя синие молнии и чужие звезды, а на голове у зверя нарисовал крохотного золотого мальчика, которого еще нет на свете. Взял сразу несколько карандашиков и провел ими внизу рисунка сложную и красивую узорную ленту событий. Полюбовался и отодвинул. Узоры событий заинтересовали его вдруг цветом и логикой, он взял чистый лист и, забыв обо всем, принялся вырисовывать ковер событий.
– Не вижу смысла, – прошептал Ние. – Каракули. Но ведь дракончика-то как хорошо нарисовал.
– Не мешай ему, – тоже шепотом попросил Вильгельм. – Для него каждый цвет что-то значит большее, чем для нас, ведь таймфаг весь разноцветный.
– Нет, это не таймфаг, это ковер нынешних условий. Сплошные новые узлы, – так же шепотом объяснил им Юм. – А таймфаг ведь воронка, да и цветов тут не хватит таймфаг рисовать…
Он старался вырисовать поток событий как можно более точно, распутать каждый узел, но цветов не хватало, да и в голове заворочалась тяжелая больная тяжесть. Чтоб не заболело уж совсем невыносимо и не описаться, он осторожно положил карандашики, еще осторожнее положил голову прямо на рисунок и очень быстро уснул.
Проспал до следующего утра. День пошел как обычно, Юм помалкивал, ни на что не решаясь, хотя большие смотрели с ожиданием, Ние почти нервно. С утра принесли в рубку, чтоб был на глазах, все время то на него поглядывали, то переглядывались. Юм вцепился в книжку, которую прихватил с собой, легийские исторические хроники, в которых почти все слова уже понимал. Прятался за книжкой, чтоб не видели глаза. Вильгельм вел корабль, был занят, а Ние без дела долго не выдержал. Подошел, мягко забрал книгу, молча сел напротив – смотрел на свои руки, ждал, не заговаривал. Заговорить? Юм вздохнул, сконцентрировался и сказал:
– Прости меня.
Ние стал белым. Вскинул глаза. Юм никогда не видел, чтоб люди так мгновенно бледнели. Белое лицо и синие, насквозь, глаза – как нож. Страшно как: сознание вмиг было вскрыто, расшифровано и каждая его полудохлая, фрагментарная мыслица – выпотрошена, изучена и отброшена, как никчемная и безопасная. Затошнило и захотелось спрятаться. Вот как Ние умеет. Раз, и все ему ясно… И противно. Ну да, гордиться нечем. Он калека с пустой головой. Инвалид. Ну, по крайней мере, теперь чистый… И от него не воняет, как тогда… Когда Ние вытащил его из грязного мусоросборника, куда не дожидаясь, когда издохнет, его сунули пираты… и снова стал свет, воздух… Но как же от него воняло, если Ние, не в силах терпеть, положил его на пол, едва перешел шлюз, и скорей отошел, и смотрел сверху, не зная, что сделать – прикончить или помочь… Сейчас ведь не воняет? Вот только памперс… Нет. Сухо. Чисто. Но Ние… Противно? Это потому, что он увидел больные, жалкие мысли в его уме… Юм посмотрел сквозь пальцы – ой, когда он успел закрыть лицо ладонями? – Ние смотрел уже с тревогой, зорко, но не насквозь.
– Поговори со мной, – шепотом попросил Ние.
– Страшно говорить, – сознался Юм.
– И