Валентина. Жорж Санд
столь же почетно, как и ее.
– Это уж по меньшей мере! – проговорила тетушка Лери. – Для этого ей достаточно было просто родиться, а мы – мы деньги заработали потом и кровью. Впрочем, упрекать ее нечего, она славная барышня и красавица к тому же! Ты ее никогда не видел, Бенедикт?
– Никогда, тетя.
– А я все-таки привязана к этому семейству, – продолжала тетушка Лери. – И отец ее был добряк! Вот это мужчина так мужчина, и красавец к тому же! Ей-богу, настоящий генерал, весь в золоте и в крестах, а на всех праздниках приглашал меня танцевать, словно я герцогиня какая-нибудь… Мадам, правда, не особенно-то радовалась…
– Да и я тоже, – простодушно заметил дядюшка Лери.
– Ох уж этот мне Лери, – воскликнула его супруга, – вечно насмешит! Я ведь к тому говорю, что, кроме самой мадам, которая немножко голову задирает, все остальные в их семье славные люди. Взять хоть бабушку – лучше женщины на всем свете не сыщешь!
– Да, она лучше их всех, – подтвердила Атенаис. – Всегда что-нибудь ласковое скажет, иначе не назовет, как «душечка моя», «красавица», «милая моя крошка».
– А это, что ни говори, приятно! – насмешливо заметил Бенедикт. – Ладно, ладно. Да еще вдобавок тысячу экю дохода с фермы, на которые можно накупить груды тряпок…
– Вот видишь, этим бросаться не следует, верно, мальчик? – подхватил дядюшка Лери. – Скажи-ка ей это, сынок, она тебя послушает.
– Нет, нет, ничего я не послушаю! – воскликнула девушка. – Я от вас до тех пор не отстану, пока вы не развяжетесь с фермой. Срок аренды истекает через полгода, и не нужно возобновлять ее, слышишь!
– А что же прикажешь мне делать? – возразил старик, смущенный вкрадчивым и в то же время настойчивым тоном дочери. – Значит, так мне и сидеть сложа руки? Я не ты, не могу я петь да читать, я со скуки помру.
– Но, папа, у вас много добра, значит, есть чем распоряжаться.
– Вместе-то все прекрасно ладилось, а теперь чем прикажешь мне заняться? Да и где мы жить будем? Ведь ты не согласишься поселиться вместе с батраками?
– Конечно нет. Стройте, и у нас будет собственный дом, и уберем мы его иначе, чем эту противную ферму; вот увидите, как я все там устрою!
– Ясно, устроишь так, чтобы проесть все денежки! – ответил отец.
Атенаис надулась.
– В конце концов поступайте как знаете, – проговорила она раздраженным тоном, – вы еще раскаетесь, что не послушали меня, но будет уже поздно.
– Что вы имеете в виду? – осведомился Бенедикт.
– А то, – ответила Атенаис, – что когда мадам де Рембо узнает, кого мы приютили на ферме и держим целые три недели, она рассердится, и по окончании срока контракта прогонит нас, да еще начнет крючкотворствовать и затеет тяжбу… Не лучше ли нам уйти со славой и почестями, удалиться самим, не ожидая, когда нас выгонят?
Это соображение заставило призадуматься стариков Лери. Они замолчали, а Бенедикт, которого все сильнее и сильнее раздражали речи Атенаис, не колеблясь истолковал ее последнее замечание