Иисус до Евангелий. Как обрывочные воспоминания нескольких человек превратились в учение о Господе, покорившее мир. Барт Д. Эрман
он подходил к такому-то городу, случилось то-то. Но канва, как доказывал Шмидт в своей книге, создана евангелистом.
Но если Марк создал повествовательную канву для рассказов, откуда взялись рассказы? Критика форм доказывала: они не записаны со слов апостолов или слушателей апостолов, а заимствованы из доевангельских устных преданий. Евангелисты – все они, а не только Марк – зафиксировали на письме материалы, которые передавались до них годами и десятилетиями из уст в уста. Стало быть, они не несли полную отсебятину, но и не воспроизводили рассказы очевидцев. Они сплели воедино истории, давно известные в христианских общинах. Мартин Дибелиус видел в этом главную заслугу евангелистов. Евангельские истории – это «жемчужины, нанизанные на нить». Авторы соткали нить, но жемчужины у них уже были.
Ученые вроде Дибелиуса и Бультмана больше интересовались жемчужинами, чем нитью. Они хотели узнать об устных преданиях христианских церквей. Сейчас эти предания доступны лишь в письменном виде, через евангелия. Но если проанализировать евангельские рассказы, можно понять, откуда они взялись и почему обрели ту форму, какую обрели.
Дибелиус и Бультман проводили анализ по-разному, но задачи ставили в конечном счете одинаковые. Идя от текста евангелий к более ранним преданиям, они больше всего изучали две стороны этих преданий: форму (отсюда и термин «критика форм») и «место в жизни» (нем. Sitz im Leben), то есть жизненные ситуации, которые их сформировали.
Что касается формы, выяснилось, что евангельские материалы многообразны. Есть разные типы рассказов, и каждому свойственна своя форма. Хотя каждый рассказ имеет и свою уникальную специфику, рассказы одного типа следуют одной форме. Скажем, рассказы об исцелениях выстроены так:
• сообщается о болезни какого-то человека;
• он подходит к Иисусу;
• он просит об исцелении;
• Иисус говорит что-то в ответ, а затем исцеляет словом или прикосновением;
• очевидцы изумляются.
Эту базовую канву мы находим снова и снова. Варьируются лишь детали: кто болен, чем болен, что говорит Иисус и т. д.
Есть и рассказы о спорах:
• Иисус или кто-то из апостолов делает что-то (скажем, в субботу);
• еврейские вожди недовольны;
• Иисус в ответ указывает им на ошибку;
• Иисус метко подытоживает свою главную мысль, ставя оппонентов на место.
Опять-таки эта канва повторяется снова и снова.
Мартин Дибелиус и Рудольф Бультман по-разному классифицировали рассказы, но соглашались, что форму определяли устные рассказы и пересказы в ходе устной передачи.
Рассуждая о «месте в жизни», эти ученые больше думали не о конкретных рассказах, а о жанрах/формах. Какие события подтолкнули христианские общины к тому, чтобы передавать притчи, рассказы об исцелениях и спорах? Почему они стабильно наделяли предания теми или иными особенностями? Найдя ответы на подобные вопросы, исследователи рассчитывали