После меня. Линда Грин
за такие ободряющие слова. Не забудь поставить меня в известность, когда на радио начнет выходить в эфир твоя телепрограмма о пропавших ухажерах.
Папа выдавливает из себя улыбку:
– Я всего лишь стараюсь о тебе заботиться. Это моя работа.
– Я знаю, знаю. Но тебе нужно понимать, что я уже достаточно взрослая для того, чтобы позаботиться о себе самостоятельно.
Папа, ничего не говоря, заканчивает помешивать какао и кладет ложку на блюдце, которое он поставил между нами на стол.
– Получается, что тебе, чтобы поучаствовать завтра в этом крутом мероприятии, нужно взять какую-то шикарную одежду напрокат?
– Нет. Ли покупает мне платье. За счет компании. Он говорит, что это самое меньшее, что они могут сделать.
Папа медленно кивает:
– Ты ведь знаешь, что я всегда куплю тебе все, что тебе нужно, Джесс.
– Спасибо. Но Ли настоял на том, чтобы я согласилась на эту его покупку. Но и ты мне можешь кое в чем помочь. У меня нет обуви, которую я могла бы надеть на подобное мероприятие. Ты не возражаешь, если я надену лучшие мамины туфли? Я буду обращаться с ними очень осторожно.
Папа подносит кружку к своим губам, и я вижу, что его рука при этом дрожит.
Мне становится не по себе из-за того, что я его об этом попросила.
– Ладно, не надо, – продолжаю я. – Я могу купить себе какие-нибудь туфли завтра во время обеденного перерыва. Я спросила, не подумав.
– Нет, я вообще-то не возражаю. Бери их. Она тоже была бы согласна. Мы ведь не можем вынуждать тебя появляться перед лорд-мэром в ботинках «ДМ», правда?
Я улыбаюсь и целую его в щеку, а затем беру свою кружку.
– Спасибо. Я пойду наверх и возьму их прямо сейчас, хорошо? Просто чтобы проверить, подойдут ли они мне.
Он кивает. Я иду на второй этаж, стараясь не накапать какао на ковер. Прежде чем зайти в папину комнату, я ставлю кружку на пол на лестничной площадке. Я знаю точно, где находятся эти туфли. Тем не менее меня охватывают странные чувства, когда я открываю платяной шкаф, опускаюсь на колени и засовываю руку вглубь шкафа. Папа отнес большинство маминых вещей в магазин, торгующий подержанными вещами и отдающий выручку на благотворительные цели, но с некоторыми вещами он не смог заставить себя расстаться. Эти вещи казались такой неотъемлемой частью мамы, что было невозможно смотреть на них, не видя в них ее. Одежда – вся в полиэтиленовых пакетах с одной стороны платяного шкафа. Обувь и аксессуары – в большой коробке внизу шкафа.
Я пододвигаю коробку к себе и снимаю с нее крышку. Это для меня – все равно что открыть огромную коробку с памятными вещами. Я прикасаюсь к зеленому шарфу, вспоминая, каким мягким он мне казался, когда я в детстве прикасалась к нему лицом. Разноцветная шерстяная шляпа пахнет Ночью Гая Фокса[19] и холодными зимними прогулками.
Я беру пурпурные четки и перебираю их так, как это делала мама, даже не замечавшая, что она это делает. Я кладу их обратно и продолжаю ковыряться в коробке. На ее дне лежат черные фирменные туфли на шпильках. Она носила их не очень часто: обычно она ходила в гораздо более удобной
Ночь Гая Фокса (Ночь костров, Ночь фейерверков) – традиционное для Великобритании ежегодное празднование, не являющееся государственным праздником, в ночь на 5 ноября, когда люди зажигают фейерверки и костры, на которых сжигают чучело Гая Фокса. Это пятая ночь после Хэллоуина, когда отмечается провал Порохового заговора. В эту ночь на 5 ноября 1605 года группа католиков-заговорщиков попыталась взорвать Парламент Великобритании в Лондоне во время тронной речи протестантского короля Якова I.