Преступление в Гранд-опера. Том второй. Шуба из Сибири. Игорь Кабаретье
почерк вашего любезного корреспондента и, в этом случае, мы пойдём к нему вместе с вами, вместе, не теряя ни одной минуты, и вынудим его признать, что он лгал… или я его сразу не опознаю, и тогда я начну расследование, которое закончится, я в этом уверен, установлением личности этого негодяя. Именно один из моих тайных врагов сделал это, а их у меня только три или четыре. Я бы обязательно отыскал единственного автора этого письма из числа этой четвёрки, но это было бы слишком длинной историей. Давайте не будем больше говорить об этом.
Крозон ещё немного поколебался, а затем внезапно вытащил бумагу из своего кармана, и протянул её Нуантелю, который испытал, бросив на неё взгляд, наиболее живые эмоции за последнее время, сравнимые разве что с теми, что он ощутил, узнав о смерти Джулии д’Орсо.
У писем никогда нет исключительности, бросающейся в глаза с первого взгляда. Например, скорописные бумаги, употребительные в торговле, походят друг на друга, как яблоки одного сорта в ящике, или английские, написанные растянутым почерком, таким же, как те долговязые сухопарые британские девушки, что учатся в пансионе. Но это анонимное письмо было начертано очень крупным, размеренным, с большими промежутками, почерком, этакая запись доброго старого времени. Нуантелю достаточно было только взглянуть на письмо, чтобы констатировать, что почерк был ему известен, только он ещё не мог припомнить, где и когда его видел.
– Итак? – Спросил у него Крозон.
– Итак, – ответил капитан, не отказываясь от своего спокойствия, – я не могу вам незамедлительно назвать имя автора этого письма, но я почти уверен, что очень скоро смогу сказать, кто его написал, особенно, если вы позволите мне его прочитать.
– Читайте… прочитайте всё вслух с самого начала. У меня нет тайн от Бернаше.
Капитан взял бумагу, которую ему протянул Крозон, и стал медленно и степенно его декламировать, как человек, который сосредотачивается, чтобы напрячь память.
Письмо было изложено следующим образом:
«Друг, который вам пишет, сожалеет о том, что ещё не в состоянии сообщить вам, где спрятан ребёнок, которым ваша жена тайно разрешилась шесть недель тому назад. Этот ребёнок был поручен ею кормилице, которая незамедлительно поменяла адрес, почувствовав, что тот, кто её ищет, чтобы оказать вам услугу, был уже готов обнаружить негодяйку. Мать ребёнка, без сомнения, также узнала, что идут его поиски, и устроила всё таким образом, чтобы помешать им успешно завершиться. Кормилица ребёнка была предупреждена и смогла скрыться. Но, уверен, что она не оставила Париж, и обязательно будет найдена мною.»
– Согласитесь, – произнёс Нуантэль, – согласитесь, что, если он говорит правду, этот ваш корреспондент, то он зловещий негодяй. Разоблачать падшую женщину, это подло, это гнусно, но, при этом, он имеет наглость утверждать, что это его долг и обязанность просветить обманутого друга. Но ничто при этом не накладывает на него обязательства предоставить вам ребёнка, а он обещает