Свергнутые боги. Олег Аникиенко
на девушку, которая сказала о нем больше, чем он знал о себе. Вообще-то Стольника не волновало, правда то, что она сказала, или бред воспаленного воображения. Радовал сам факт, что о нем подумала именно она.
Закрыв глаза, он понял, что так может контролировать окружающий мир даже лучше, чем с открытыми. Открытыми глазами он не видел, что происходит за спиной, а с закрытыми чувствовал даже, как мухи шуршат, ползая по стенам. Только люди казались пульсирующими пятнами разноцветной энергии. Впрочем, так они были даже интересней. Странно, зачем тогда люди вообще смотрят перед собой? Может, чтоб взглянуть в глаза друг другу и увидеть души?
Солнце летело по небу, чертя дугу навстречу сумеркам. И так каждый день, дуга за дугой.
Разговор с профессором странным образом повлиял на его сны. Во снах теперь люди собирали полезные ископаемые, драгоценные камни, пищу и золото. Боги любили золото, и люди приносили его в те места, где были установлены алтари и откуда боги забирали подношения.
Народы, приносящие дары, становились угодны богам и получали благословение в войнах, а иногда и реальную помощь. Часто враги не могли сопротивляться, цепенея от страха, иногда рушились стены в непокорных городах или находился предатель, открывающий ворота. Боги не гнушались ничем, стремясь помочь своим верным рабам. Реки человеческой крови намывали золото, приносимое в дары карающим серо-зеленым богам.
Сны своей яркостью намного превосходили серую обыденность больничной жизни, и зачастую, проснувшись, не сразу удавалось себя убедить, что картины, промелькнувшие перед ним, всего лишь иллюзия.
Глава 10. На волю
Дни проходили однообразно и незаметно. Иглы занудно пронзали вены, выплевывая в кровь различную отраву, называемую лекарством. Пациенты клиники слонялись по коридорам с видом полудохлых бактерий либо сидели на лавочках вдоль стен с бессмысленным взглядом.
Харитон Стольник был плотью от плоти этой пассивной массы изолированных от общества тел, за тем исключением, что в его взгляде появлялся интерес, и он иногда фиксировался на девушке с белокурыми волосами. Девушка тоже изредка одаривала его робким, но ласковым взглядом.
Регулярно пациентов, которых медперсонал ласково называл «дурики», выпускали погулять в парк. Эти часы, дарящие дуновение ветра и яркое солнце, наполняли жизнь смыслом. Желание продлить прогулки запечатлелось в сознании после желаний выпить воды и смотреть на Кассандру.
Два раза приезжал Прапор, привозил домашнюю еду – отличающуюся тем, что она излучала любовь, а не холодную сухость, как больничная пища. Василий Иванович ерзал напряженно на месте, не зная, о чем говорить со своим «найденышем», и поэтому рассказывал о попытках Максимыча бросить пить и о намерениях ремонтировать курятник.
Потом все возвращалось на свои места, и время вновь замедляло ход.
Иногда мимо проходил санитар Равиль, распугивая пациентов устрашающей резиновой дубинкой и злобно посматривая в сторону Харитона.
Харитона нисколько не беспокоило, кто на него и как смотрит. Мысли