Княжна Дубровина. Евгения Тур
иногда через силу, чтобы вас одеть, обучить…
– Маша, да ведь это на богомолье, в церковь, как же нам не надеть новых платьев? – заметила Агаша.
– И в такой праздник, когда братья перешли в высшие классы, даже Ваня, за которого так боялись, – сказала Анюта.
Лида промолчала, но у нее уж навернулись слезы на глазах. Маша взглянула на нее и улыбнулась:
– А Лида уж и плакать готова! У нее всегда глаза на мокром месте.
Девочки рассмеялись.
– Ну, слушайте, дети, – прибавила Маша, – идите в храм Божий в новых платьях, я не запрещаю, но берегите их в роще, не запачкайте, не разорвите, по́мните, что всякое из них обошлось в два рубля с лишком, не считая моего труда.
– А вот тебе и на чай, – сказала Анюта, бросаясь ей на шею. – Ах, почему я не богата, – прибавила она, – как, говорят, богаты все мои родные! Я бы не боялась разорвать платья, не носила бы ситца, а только бы всё батисты, и не ходила бы пешком – всё бы ездила в коляске.
– И ты думаешь, была бы счастливее?
– Конечно, – кивнула Анюта.
– Не знаю, – вздохнула Маша. – Не все дает Бог на этом свете. У одного – одно, у другого – другое. У нас денег мало, зато счастья много.
– А я хочу и денег, и счастья.
– Опять «хочу», – покачала головой Маша. – Не много ли захотела? Знаешь ли, что́ я скажу тебе. От добра добра не ищут. Помни это всегда, это мудрые слова. Помолись лучше нынче за обедней и благодари Бога за то, что мы так все счастливы, и ты тоже.
– Я всегда благодарю Бога, – сказала Анюта, – но все-таки мне это не мешает желать иметь побольше денег. Скучно беречь платье, бояться всякого пятнышка и всякой дырочки.
– А ты думаешь, у богатых девочек нет своих печалей и опасений?
– Какие же?
– Не знаю какие, я с богатыми отроду не водилась и знатных людей даже не видала, но знаю, что у всех на земле есть свои заботы, печали и опасения.
– А я не знаю, – сказала Анюта решительно.
– Анюта всегда любуется, когда мимо нас ездит в своей маленькой колясочке дочь предводителя: она сама правит маленькой лошадкой, а подле нее сидит гувернантка, а сзади едет верховой, – пояснила Агаша.
– И все разряжены, – подхватила Анюта. – Дочка предводителя в белой шляпке с цветами, и на ней пальто тоже белое, такое чудесное. Даже верховой так нарядно одет – в бархатной поддевке[2]. И лица у них такие веселые!
– А у вас невеселые, – поддела ее Маша.
– Положим, веселые, но мы идем пешком, а у нее такая маленькая, малюсенькая колясочка, и такая маленькая, крохотная лошадка, точно игрушка… Завидно смотреть, – продолжала Анюта.
– А Заповедь помнишь?
– Какую? – спросила Анюта.
– «Не пожелай…» – ответила Маша, – словом, десятую Заповедь.
– Нечего и помнить, я ей не завидую, я только любуюсь ею и себе того же желаю.
– А ты бы лучше на себя оглянулась: ты сейчас пойдешь разряженная по улице, и сколько девочек будут оглядывать твое
Поддёвка – мужская верхняя одежда.