Уход в затемнение. Кумкват Селиванов
партию, итог которой ускользнул из памяти, он вышел с веранды и по маленьким чудесным ступенькам из бразильской вишни спустился вниз, где располагалось небольшое местное кафе. За одним из столиков сидела Надя с фужером мороженого. Он подмигнул ей, хитро прищурился. Она легко махнула ему рукой.
Николай присел рядом. Тут же мгновенно материализовался официант с подносом в руках. Расставив перед ними небольшие тарелочки с десертом и чашечки с макиато, он также молниеносно исчез. Надя взяла Николая за руку и их глаза встретились. Холодная изумрудная зелень ее глаз на мгновение отшибла у него дар речи.
– Победил? – спросила она.
Николай пожал плечами.
– Ты, главное, запомни, – с улыбкой произнесла Надя. – Наверняка в твоей голове все было намного эпичнее, чем сцена с двумя мужчинами, задумчиво пялящимися на деревянную доску.
Он погладил ее ладонь, затем поднес к губам и поцеловал.
Там было что-то еще, чего он не мог вспомнить. Осталось лишь какое-то приятное сладкое послевкусие. Шелуха воспоминаний отзывалась в сердце нежностью, тихой радостью, но разума так и не достигала.
В узком коридоре Николай надел резиновые сапоги и вышел из квартиры.
Ночью был дождь.
Ветер гонял листья по лужам, будто пускал кораблики. Дворники граблями и метлами сгребали те в кучи и тоскливо посматривали в небо, где толкались густые сизые облака, готовые вот-вот разродиться снегом. Какие-то прохожие пытались поджечь листву, однако бросали эту затею, лишь достав коробки отсыревших спичек.
Сизый воздух гудел.
Мужчина пытался обойти грязь и лужи, то и дело оказывающиеся на его пути, но вскоре оставил эти попытки, пошел прямо, уже не глядя под ноги.
Площадка вокруг остановки усеяна окурками папирос, фантиками от конфет, мелкими монетами, промокшими обрывками билетов. Рядом стоял автобус. В специальном окошечке виднелся номер маршрута – "А".
– А! – прочитал вслух Николай и запрыгнул в распахнутые двери. Мотор затарахтел, будто мясорубка, перемалывающая сухари, мягко чихнул поршневой двигатель, и автобус поехал.
Это нетеплое сероватое утро, сплошь забрызганное грязью, при всей своей однозначности и предсказуемости было, однако, непривычным. Неординарность заключалась в том, что Николай не мог припомнить, был ли когда-нибудь в его жизни столь значимый день, столь важное для него событие, которое превращало все предшествующие дни, минуты и мгновения в бесконечное нервное ожидание, доводя незаметные умиротворенному человеку мелочи до невообразимых мистических итогов.
Во внутреннем кармане пальто Николай уже несколько дней носил готовый сценарий, по которому собирался снять первый фильм. Носил, чтобы не оставить дома в день встречи с Надей.
Ему хотелось принести эти рукописи, вручить, словно извиняясь за прожитые без нее полгода. Раскрыть и объяснить, с какой экспозиции, и с каким движением камеры будет сниматься та или иная сцена. Чтобы она тут же прочла, и непременно ей стало бы ясно, что за этой выдуманной историей